Александр Невский
 

Шапка Мономаха и корона римского папы. Два судьбоносных выбора потомков Владимира Мономаха

Для верного понимания тех условий, в которых святой князь Александр Невский осуществлял свой судьбоносный выбор пути Руси, который стал началом исторического процесса, приведшего к осознанию великорусским народом себя носителем особой исторической миссии — быть последним в мировой истории оплотом Православия и Православной государственности — Третьего Рима, нам необходимо внимательным образом проанализировать события в Юго-Западной Руси, которая имела намного лучшие «стартовый возможности» для становления нового духовного и идеологического центра собирания Руси под знаменем Православного царства — Нового Рима, чем Север. Но, имея ряд преимуществ исторического и геополитического характера, Галицкая Русь избрала путь внешней силы, путь тесного союза с католической Европой, путь, который привел ее к краху, заложив на столетия парадигму национального предательства веры и русской идентичности на землях, получивших в дальнейшем обобщенное географическое наименование — Украина.

Обильный материал для верного понимания политики Романа Мстиславича и Даниила Галицкого, который позволяет верно представить психологический портрет князя Даниила, дает нам «Галицкая летопись», а вернее, жизнеописание князя Даниила Романовича. Это жизнеописание создается «в конце 40-х — начале 60-х годов XIII столетия на Юго-Западе Руси, в столице Галицко-Волынского княжества городе Холме...».

Необходимо помнить, что «Жизнеописание Даниила Галицкого» дошло до нас в составе Ипатьевского летописного свода, составленного в начале XIV столетия в Южной Руси. В него вошли три летописи — Повесть временных лет, освещавшая события из ранней истории восточных славян и до начала XII века; «Киевская летопись», охватившая весь XII век; и «Галицко-Волынская летопись» — от начала и до конца XIII века, первая часть которой и есть, собственно, «Жизнеописание Даниила Галицкого». «Чтобы сделать из "Жизнеописания" летопись, составителю свода пришлось внести в него характерную для летописания хронологию и разбить цельное повествование по годам. Характерно, что привнесенная в княжеское жизнеописание хронология не только сохранила свою "чужеродность", но и имеет значительные ошибки».

Началом судьбоносного выбора Даниилом пути внешнего противодействия татарам была его вовлеченность в европейские политические комбинации, связанные с борьбой за «австрийское наследство». И в этой борьбе за земли, столь далекие от исторических судеб русского племени, Даниил стал одним из главных действующих лиц. Но проблема состояла в том, что он не был главным действующим лицом, хотя, вероятно, не всегда отдавал себе в этом отчет.

В 1235 г. в венгерском городе Секешвехерваре состоялись коронационные торжества по случаю вступления на венгерский трон сына Андрея II — Белы. «В так называемом Венгерском хроникальном своде XIV в., именуемом также Иллюстрированной, или Венгерской, хроникой, отмечается, что "истинный русский князь" Даниил во время торжественной процессии "со всей почтительностью вел впереди (королевского) коня". На основании приведенного свидетельства, которое можно понимать как выполнение Даниилом ритуала, выражающего признание над собой сюзеренитета короля, в новейшей литературе делается вывод о принятии волынским князем в 1235 г. вассальных отношений по отношению к Беле IV».

Это говорит о том, что участие Даниила в борьбе за «австрийское наследство», завершившейся в истории победой Габсбургов, было не совсем самостоятельным решением. Напомним, что все происходило за два года до начала татарского нашествия на Русь. Таким образом, когда мы будем в деталях рассматривать коронацию Даниила венцом, присланным римским первосвященником, мы ни в коем случае не должны забывать об эпизоде его пусть и временной, как мы увидим позднее, но все же вассальной подчиненности по отношению к венгерскому католическому государю.

В 1237 г. канцелярия Священной Римской империи начинает именовать Даниила Галицкого не герцогом, а королем Руси. Это существенное изменение статуса Даниила в западноевропейской «табели о рангах» связано с его разрывом с австрийским герцогом Фридрихом и переходом в лагерь императора Фридриха II. Не углубляясь в перипетии борьбы за «австрийское наследство» в Европе, укажем, что получение от императора Фридриха II королевского титула означало для Даниила Галицкого прекращение вассальной зависимости от венгерского короля Белы. Но получение королевского титула от императора Священной Римской империи делало Даниила и далее заложником западной дипломатии, выражаясь современным политическим языком. Бела, имея свои виды на Австрию, продолжал рассчитывать на помощь Даниила. В 1247 г. он вызвал Даниила для переговоров в Прессбург, нынешнюю Братиславу. Между коронацией Белы и встречей в Прессбурге пролегла зловещая пропасть русской истории — до и после татарского нашествия. Прошло уже пять лет после того, как орды Батыя прошли через Южную Русь в своем походе к «последнему морю».

«Даниил Романович не был лишь пассивным наблюдателем на переговорах в Прессбурге. Напротив того, он весьма наглядно заявлял собственные претензии на австрийский престол, мотивируя их своим родством с Фридрихом Бабенбергом, бывшим, как и волынский князь, потомком византийского императора Исаака II. Описывая внешний облик Даниила Романовича, прибывшего для участия в переговорах, Галицко-Волынская летопись указывает на весьма примечательную деталь: князь предстал перед послами императора облаченным в "ко-жюхъ оловира Грецького и кроу живы златыми плоскоми ошитъ"... Цель Даниила была достигнута. Своим пышным видом он произвел сильное впечатление на послов германского императора: "Немцем же зрящимъ, много дивящимся". Во время официальных переговоров случился настоящий дипломатический конфуз: германские послы, а вслед за ними и король Бела стали уговаривать русского князя снять с себя роскошный греческий наряд и переодеться в другое платье, более согласующееся с "обычаемъ роускимъ". В итоге Даниил соглашается переодеться и надевает на себя "порты", предложенные венгерским королем. За свою уступчивость галицко-волынский князь, похоже, потребовал солидную денежную компенсацию. Явный намек на некую сумму в виде отступных князю звучит в обращенных к нему словах венгерского короля о том, что он не пожалел бы и "тысяще серебра", если бы Даниил явился на переговоры одетым "обычаемъ роускимъ отцовъ своихъ"».

Здесь мы видим, что в тяжелый период, который переживает вся Русь, Даниил вступает в сложную политическую комбинацию, цель которой — смутные перспективы австрийского престола. В качестве аргументов перед своими противниками Даниил пользуется тем же арсеналом претензий на царское достоинство, которым пользовался и его отец для отстаивания независимости Руси и ее нового статуса на политической арене после падения Царьграда. Сознательное противопоставление себя латинскому Западу Романа Мстиславича в политике его сына не находит продолжения. В определенном смысле, будущая судьба Юго-Западной Руси предрешена именно этим «западническим» разворотом политики Даниила Галицкого. Кульминацией такого выбора стала коронация Даниила. Справедливости ради нужно сказать, что это решение нелегко далось князю.

Нежелание русского князя принимать корону от папы в летописи подчеркивается неоднократно: Даниил не раз отказывался от коронации, ссылаясь на свою занятость более важным делом — борьбой с татарами: под 6763 г. (1255) летописец говорит о двух подобных случаях, произошедших в разные годы. Подобное поведение галицко-волынского князя вызывает недоумение у современных исследователей. «Как известно, — пишет И. Паславский, — королевская корона, полученная из рук папы римского, в политических отношениях того времени была настоящим "королевским подарком", т. е. политическим отличием, за которое западные правители боролись подчас долгие годы. А тут галицко-волынский князь, получив такое предложение папы, сам же отверг его». Это было «событие, возможно, единственное в Средние века, когда наделяемой короной сам отказывался ее принять».

«Несомненно, важную роль в решении Даниила играл татарский фактор, ведь галицко-волынский князь был тогда вассалом хана и принятие короны от папы означало открытый вызов Орде. Однако едва ли будет правильно искать объяснение упорному нежеланию Даниила короноваться лишь в контексте влияния русско-ордынских отношений. Свою роль здесь играло также недоверие, которое галицко-волынский князь испытывал к папе и, в частности, к обещаниям Рима предоставить Руси реальную военную помощь в борьбе с монголо-татарами. В этих условиях враждебная по отношению к Даниилу и его сыну Роману позиция, занятая Иннокентием IV в деле урегулирования спора за "австрийское наследство", не могла не привести к еще большему охлаждению отношений русского князя с папой и спровоцировать Даниила на демонстративный дипломатический шаг — отказ встречаться с послами папы, привезшими ему королевскую корону, и, следовательно, отказ от самой коронации.

Даниил Романович, судя по всему, предпринимал в свое время определенные усилия, чтобы заручиться поддержкой папы в предстоящей борьбе за Австрию, опираясь при этом на посредничество своего главного союзника в австрийских делах венгерского короля Белы IV. В письме от 9 мая 1252 г. король заверял папу в том, что не пожалеет труда, дабы склонить князя Даниила к переговорам с Римом об унии».

Мы вправе полагать, что венгерский король давал обещания папе, имея для этого определенные основания. Весьма вероятно, что Даниил сам давал такие обещания Беле частным порядком. Здесь мы видим еще один яркий пример того, как политика компромиссов с папским престолом, имеющая в виду политические выгоды, всегда завершается для православных государей политическим крахом. В сухом остатке, как показывают факты истории, остаются народные массы, утратившие верные представления о национально-политическом и, главное, духовном суверенитете.

Отметим, что позиция Даниила отличалась определенными колебаниями однажды выбранного курса, что может быть объяснено сложной военно-политической ситуацией вокруг его княжества, но вряд ли может быть оправдано ввиду единой и неуклонной политической линии Александра Невского, выбранной и воплощаемой в жизнь в то же самое время в таких же сложных исторических условиях. Для примера укажем на противоречивую политическую линию Даниила по отношению к папе Иннокентию IV.

«...В описываемое время Даниил Романович и со своей стороны предпринимал меры по налаживанию отношений с Иннокентием IV. В 1252 — начале 1253 г. он вел переговоры с папой об организации нового крестового похода, направленного против татар, представлявших угрозу для всех христианских народов Европы. Результатом этих переговоров, надо думать, стало обращение папы весной 1253 г. к правителям и рыцарям Руси, Моравии, Чехии, Сербии и Поморья с предупреждением о новом большом наступлении татар на христианские страны и призывом ко всем, кого это наступление могло затронуть, объединиться под знаком креста и встать на пути татар. Участники нового крестового похода получили от папы такие же духовные привилегии, какие предоставлялись участникам Крестовых походов в Святую Землю».

В итоге антирусская политика папского престола в австрийском вопросе стала для князя Даниила глубоким разочарованием. Вероятно, именно обидой можно объяснить неприятие Даниилом короны, привезенной папскими послами. Даниил заставил себя долго уговаривать польских князей и бояр во главе с князем Болеславом Стыдливым, выступавшим своего рода посредником и поручителем в деле принятия русским князем короны из рук папы. В итоге Даниил вынудил Болеслава, который уже серьезно опасался папского гнева за «нештатную» ситуацию, обещать реальную военную помощь против татар. «Да бы прялъ бы венец, а мы есмъ на помощь противоу поганыхъ».

Краковский князь предпринял все усилия, чтобы склонить Даниила к принятию короны. Колебания Даниила продолжались несколько месяцев. «Точная дата самой коронации неизвестна. В папских архивах не обнаружено документов, позволяющих ее установить. В Галицко-Волынской летописи рассказ о коронации помещен в статье 1255 г. Однако эта дата не вызывает доверия исследователей. В датировке коронации Даниила историки опираются на краткое известие Рочника Красиньских: "В год Господень 1253 Даниил, князь Руси, короновался королем"». У нас нет возможности доподлинно знать, как воспринимал этот акт сам Даниил. Понимал ли он, что оказанная ему честь и милость есть в определенном смысле серьезная по последствиям сделка, чреватая опасностями для суверенности Галицкой Руси в самом ближайшем будущем. Определенно, помня антилатинскую позицию отца, Даниил, конечно, должен был тяжело переживать эту сделку с религиозной совестью, оправдывая ее суровой политической необходимостью. Впрочем, автор «Жизнеописания Даниила Галицкого» дает такую трактовку этому событию, которая, вероятно, исходила от самого князя: «Венец от Бога принял в церкви святых апостолов». В этом сообщении мы видим не только постулат о богоданности княжеской власти, в целом выраженный еще в Повести временных лет («Бог дает власть кому хочет, ибо поставляет цесаря или князя Всевышний тому, кому захочет дать»), и не только точку зрения средневекового писателя о провиденциальности важных исторических событий, но и своеобразное религиозно-нравственное оправдание князя перед современниками и потомками.

«Как отмечают практически все исследователи, Даниил Галицкий, выражая готовность подчиниться Римской церкви, преследовал сугубо политические цели. Главной целью русского князя, по всей видимости, было получение военно-политической помощи Запада на случай нового нашествия татар. Однако роль папы должна была проявиться только в организации антитатарской лиги христианских держав. Галицко-волынские князья, несомненно, рассчитывали также на помощь понтифика в реализации своих внешнеполитических интересов в Европе. В буллах, направленных папой в Галицко-Волынскую Русь в 1247 г., содержится ряд положений, явившихся, безусловно, ответом на политические требования русских князей, причем эти требования они ставили в один ряд с сохранением в русских землях православного церковного обряда. Из трех известных ныне папских булл 1247 г., адресованных Романовичам, две посвящены гарантиям их владельческих прав. Папа, в частности, обязался принять под свою защиту все владения галицко-волынских князей (как те, которыми они уже обладали, так и те, которые смогли бы приобрести в будущем). Папа также одобрил намерение Романовичей вернуть себе владения, которые "против справедливости" заняли другие правители. Особого внимания заслуживает последнее из приведенных обязательств Иннокентия IV, содержащееся в булле "Cum a nobis", изданной 27 августа 1247 г. и адресованной "Светлейшему королю Руси Даниилу и (королю) Лодомерии В(асильку), брату его (Даниила) и сыну": "Посему, дражайшие во Христе сыновья, склоненные вашими справедливыми просьбами (о возвращении) владений, земель и прочего добра, принадлежащих вам по наследству или иному праву, (то есть всего) того, что другие короли, непочтительно относящиеся к церкви, удерживают вопреки справедливости, мы предоставляем вам полную возможность устранить несправедливости, причиненные светской властью, опираясь на наш авторитет". Приведенный отрывок со всей очевидностью показывает, что Даниил и Василько в обмен на принятие церковной унии требовали не столько помощи против татар (в папских буллах, отправленных к ним в 1246—1247 гг., об этом даже не упоминается), сколько, в первую очередь, признания за ними прав на какие-то спорные земли, в определении судьбы которых позиция папы имела важное значение».

В рассказе Галицко-Волынской летописи, посвященном коронации Даниила, есть и еще одна интересная подробность. По словам летописца, мать Даниила также убеждала его принять папскую корону. «Ономоу же одинако не хотящоу, и оубеди его мати его, и Болеславъ, и Семовитъ, и бояре Лядьскые...»

Летописец считает, что влияние матери было велико, выше, чем влияние поляков, обещавших военную помощь против татар. Вероятно, мать Даниила также была заинтересована именно в западном векторе политики сына. Как бы там ни было, необходимо признать, что в нравственном отношении готовность к унии с Римом не может найти оправдание с точки зрения православного историка и вообще православной точки зрения на суть исторических процессов, протекавших в тот момент в Европе. А что это именно так, доказывает нам безупречная в этом вопросе позиция князя Александра Невского.

Необходимо отметить и еще один немаловажный факт. Начало переговоров галицких князей с папским престолом по времени совпадает с переговорами, которые проходили по инициативе Рима об объединении Западной и Восточной церквей, с властями Никейской державы и Болгарии. Наиболее активная фаза этих переговоров приходится на начало 1250-х гг. Таким образом, вопрос об унии с Римом одновременно обсуждался в Никее и в Галицко-Волынском княжестве. Во второй половине 1253 г., когда шли переговоры о коронации и церковной унии в Кракове, а затем в Холме, из Никеи в Рим было отправлено посольство, уполномоченное для заключения унии на условиях, предварительно согласованных сторонами. В вопросе унии Даниил, совершенно очевидно, шел в фарватере византийской дипломатии. В этом вопросе он кардинальным образом разошелся с позицией Александра Невского, который в тех политических условиях оставался последним государем, готовым отстаивать независимость православия. Не может быть никаких сомнений в информированности Александра об этих событиях и его сознательного исторического выбора стать последним властным оплотом независимой Православной церкви.

«По-видимому, задержка церемонии коронации Даниила и терпеливое ее ожидание папскими послами, доставившими корону, но в течение целого полугодия не имевшими возможности исполнить свою миссию, были связаны с ожиданием холмским двором известий из Никеи, подтверждающих окончательное согласование условий союза с Римом и отправку полномочных представителей для заключения договора с папой. Думать так позволяет участие в коронации русского православного духовенства. По словам Галицко-Волынской летописи, Даниил принял корону "от отца своего папы Некентия и от всихъ епископовъ своихъ". Русское духовенство с самого начала участвовало в переговорах с Римом. По свидетельству Плано Карпини, привезенные им предложения папы князья Даниил и Василько обсуждали со своими епископами. Необходимость контактов с никейскими властями в столь важном для мировой политики и судьбы Восточной церкви момент объясняется... поездкой в Никею ближайшего сподвижника Даниила Романовича Кирилла, выдвинутого галицко-волынским князем в качестве кандидата на киевскую митрополичью кафедру. В 1246 г. на пути в Никею он достиг Венгрии, где исполнил еще одно поручение Даниила, став посредником в заключении брака между его сыном Львом и дочерью короля Белы IV Констанцией. За содействие в заключении этого брака Бела обещал Кириллу проводить его "оу Грькы с великою честью". Кирилл, судя по всему, успешно исполнил свою миссию в Никее, подтвердив готовность князя Даниила Галицкого строго следовать целям проводимой никейским двором внешней политики. Наградой за это стало утверждение Кирилла новым киевским митрополитом, произведенное патриархом. Вернувшийся на Русь в сане митрополита, Кирилл через некоторое время прибыл в Суздальскую землю». Об этом важнейшем событии для дальнейшей истории Руси мы писали выше.

Здесь действительно перед нами ключевой, судьбоносный момент русской истории, долгое время остававшийся по достоинству не оцененным нашей исторической наукой. Отъезд Кирилла и тот факт, что он связал свою дальнейшую судьбу не со своим «благодетелем» князем Даниилом, а с Александром Невским заставляет нас смотреть на него как на первого человека, который правильно понял трагическую и роковую духовную подоплеку свершавшихся на его глазах политических компромиссов между православным Востоком и папским Западом. Уход Кирилла в Суздальскую землю — это взвешенное политическое решение в пользу того исторического выбора духовного и политического пути, который был совершен Северной Русью в лице князя Александра Невского, вне зависимости от того, личное ли это было решение Кирилла, или он выполнял волю патриарха, поставившего его митрополитом всея Руси в Никее.

Вполне вероятно, что в Никее Кирилл мог обсудить с византийцами и вопрос его будущего пребывания в качестве митрополита всея Руси. Из Степенной книги мы узнаем, и у нас нет повода не доверять этой информации, что начиная с князя Романа и впоследствии, при его сыне Данииле, галицкие князья стремились, при сохранении контроля за Киевом, перенести столицу в Галич. Вполне вероятно, что в Никее Кирилл не встретил понимания в данном вопросе у византийцев, которые и спустя сто лет после этого продолжали рассматривать Киев и митрополичью кафедру в нем как единственный легитимный общегосударственный и общецерковный центр Руси. Стольным князем Киевским был в то время Александр. Пребывание рядом с великим князем, видимо, и было предписано митрополиту Киевскому и всея Руси Кириллу. Вполне вероятно, что по этой причине князь Даниил не считал своего ставленника Кирилла «перебежчиком», но вынужден был согласиться с позицией патриаршего престола.

Мы далеки от мысли считать Кирилла тем вдохновителем, который и способствовал выбору Александра того подвига стояния в православной вере перед лицом всеобщего краха православных государств на политической арене тогдашнего мира. Вероятнее всего, этот выбор был сделан Александром самостоятельно, и именно он привлек к себе митрополита Кирилла, который до своего поставления в митрополиты стал невольным участником и свидетелем политической комбинации, которая превращала последние остатки православного мира в Юго-Западной Руси в провинцию Запада и папского престола.

Отказ Александра от переговоров по поводу унии с папскими посланниками и приезд к нему киевского митрополита Кирилла есть вещи не просто связанные, но и безусловно предопределившие будущую судьбу Московской Руси как Третьего Рима.

В вышесказанном нас может убедить и еще один немаловажный факт. Принципиально важным для нашего исследования является установление авторства вышеупомянутого «Жизнеописания Даниила Галицкого».

«К горькому сожалению, большинство древнерусских литературных произведений не сохранили имен своих создателей, в том числе и "Жизнеописание Даниила Галицкого". Их приходится восстанавливать, когда это возможно, по отдельным, иногда косвенным признакам. Имеются они и в нашем произведении. Их не очень много, поскольку автор не ставил целью себя обнаружить, но они благоприятным образом согласуются и дополняют друг друга. Речь пойдет об авторе первой редакции "Жизнеописания", который избрал и непривычный жанр, и создал свой повествовательный стиль, отказался от привычной хронологии и сам описал значительный отрезок жизни своего князя: с 1205 года до начала 1247 года. Последняя статья его сочинения повествует о возвращении Даниила Романовича из Орды и заканчивается сообщением об отъезде названного Даниилом митрополита Кирилла на поставление к патриарху в Никею. Последовавший за этим 16-летний перерыв в работе над "Жизнеописанием" дает право предположить существование определенной связи между этой поездкой Кирилла и прекращением работы над сочинением. Как известно, после возвращения из Никеи в 1250 году, то есть после поставления в митрополиты, Кирилл, не заезжая в Галицкую Русь, отправился к Александру Ярославичу Невскому во Владимиро-Суздальское княжество».

Мы еще раз должны отметить, что не имеем источников, чтобы доподлинно судить о том, сам ли Кирилл принял такое решение, получил ли он на то прямые указания в Никее, или данный ход был заранее согласован с Даниилом Романовичем. Последнее исключить нельзя. Даниил был близким родственником Александра. Отец Александра Ярослав и Даниил были женаты на родных сестрах — дочерях Мстислава Удатного — Ростиславе (?) и Анне.

Вообще, у ученых уже давно возникло подозрение об авторстве Кирилла не только «Жизнеописания», но и определенном участии в составлении «Жития Александра Невского» в силу определенной стилистической близости этих памятников. Если это так, а к такому выводу мы можем склоняться не только в силу стилистической, но и идейной близости памятников, то перед нами встает величественный образ митрополита Кирилла, ставшего в годину тяжелейших испытаний для нашего Отечества рядом с Александром Невским, разделив ответственность и судьбу за нелегкий, но единственно верный исторический выбор.

Иной, трагически необратимый по своим духовным и, как следствие, политическим последствиям выбор был сделан князем Даниилом. Трагической развязкой его политических комбинаций, переходивших в метания, стала коронация венцом, присланным папой из Рима. Вместе с этим венцом, легшим на главу князя Рюриковича, на всю Галицко-Волынскую Русь ложилась темная завеса исторического провала в политическую и духовную бездну.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика