Вечевой строй

Жизнь Новгорода уже в те незапамятные времена была кипучей. Подходили к пристаням Торговой стороны суда из дальних европейских городов. Одни товары сгружали на деревянные причалы, другие грузили на корабли.

На княжеском дворе сновали дружинники — то готовились к походу, то спешили по княжеским поручениям — кто на север, кто на юг. Походы княжеские случались часто. То большие, то малые, дальние и ближние. По ближним волостям ходили за данью и припасами, по дальним владениям — в Поморье и Карелию, в земли ижорские, карельские, финские. И на юг не раз ходили военным походом, в дальние степные края, а то и за Русское море — в Константинополь.

Бывали и по-настоящему великие походы, эхо которых до сих пор отдается в пространствах истории. Одним из них стал совершенный в 882 году поход князя Олега, принявшего власть от легендарного Рюрика, из Новгорода на Киев. Итогом его великого предприятия стало объединение двух крупнейших восточнославянских племенных союзов. Ядром северного союза были словене ильменские, а южного — жившие вокруг Киева поляне.

882 год традиционно считается годом, когда началась история новой европейской страны — Древнерусского государства, столицей которой стал взятый Олегом Киев.

Но и после этого Новгород оставался очень важным центром Киевской державы. Новгородский престол считался почетным, его занимали обычно сыновья киевского князя. В молодые годы был новгородским князем Владимир Святославич — знаменитый князь, крестивший Русь. Его новгородское княжение было полно бурных событий. Править здесь Владимир начал еще при жизни отца, Святослава Игоревича, пославшего Владимира на Новгородское княжение вместе с многоопытным воеводой Добрыней.

После смерти отца между братьями-наследниками началась жестокая и кровавая усобица. Владимир почел за благо скрыться в Скандинавии. Лишь через несколько лет, набрав варяжскую дружину, он явился в новгородские пределы. Многоопытные в военном деле наемники помогли ему сначала утвердиться в Новгороде, а потом и Киев захватить. Расправившись с братом, Владимир стал великим князем киевским, оставив полюбившийся Новгород на попечение Добрыни, воспетого в древних былинах под именем Добрыни Никитича.

Сидя на киевском престоле, Владимир не забывал любимого северного града. Например, едва ли не насильно крестив Киев в 988 году, он уже в следующем году послал в Новгород епископа — грека Иоакима Корсунянина, по приказу которого были низвергнуты языческие боги Перун, Волос, Даждьбог. Новгородцы не сразу покорились новой вере и приняли ее. Многие по-прежнему верили в волхование и древних богов.

Добрыня правил в Новгороде, покуда великий князь не прислал на княжение новгородское подросшего сына — Вышеслава. Однако тот пробыл здесь недолго — заболел тяжко и умер. После этого в Новгород был прислан другой сын Владимира — Ярослав, позднее прозванный в народе Мудрым. Правда, в молодые годы Ярослава отличала не столько рассудительность и мудрость, сколько непокорная решительность. В 1014 году он отказал стольному Киеву в выплате дани, которую северный град исправно платил столице каждый год — три тысячи полновесных серебряных гривен!

Отказ Новгорода выплатить дань стал первым звеном в цепи драматических событий в древнерусской политической жизни. Возмутившись отказом сына, Владимир Святославич стал спешно собирать войско для похода на север. Уведав об этом, Ярослав забеспокоился, видно, не ожидал столь быстрого киевского ответа. Своих сил у него было немного, но он нашел выход, вспомнив об отцовском опыте, — пригласил на службу буйную варяжскую дружину. Варяги с готовностью откликнулись, служба сулила выгоду и добычу. В начале 1015 года они явились в Новгород. Но скоро их разнузданное буйство — вели они себя как в завоеванном городе — разгневало новгородцев. Они терпели неделю, другую, третью, но в середине июля гнев прорвался наружу — в одну из ночей едва ли не большая часть наемников была перебита.

Ярослава эта расправа привела в бешенство. Он ответил новгородцам коварной жестокостью, вполне в духе раннефеодального средневековья. Пригласил знатных новгородцев, вдохновлявших варяжский разгром, на пир. Пир стал кровавым: в разгар веселья на знатных гостей кинулись княжеские дружинники с обнаженными мечами и копьями. Никто не уцелел, знать новгородская полегла на княжеском дворе.

Ослепленный яростью Ярослав думал, что утраты его отмщены. Но новый поворот судьбы в один миг сделал кровавое деяние совершенно бессмысленным. В ту же ночь, когда с княжеского двора еще не убрали убитых и не засыпали песком кровавые следы, прискакал на загнанной лошади гонец из Киева. Родная сестра Предслава писала новгородскому князю, что отец их любимый Владимир Святославич умер негаданно, а в Киеве творится злая смута. Престол киевский захватил брат Святополк. Возжелав править державою единолично, он убил уже трех братьев — Бориса, Глеба и Святослава!

Честолюбивый Ярослав опечалился письмом! Но огорчала не столько вероломная жестокость брата, сколько собственное бессилие в такой важный момент, из-за чего он не мог вмешаться в борьбу. Варяжская дружина полегла на новгородских улицах, а отношения с новгородцами достигли критического накала из-за резни на княжеском пиру. Что было делать? Кровь лилась и в Новгороде, и в Киеве, затмевала разум.

Лихорадочно поразмыслив, Ярослав решил сослаться именно на затмение разума. На другой день, пока не расползлись слухи, он собрал новгородцев на вече и обратился к ним со страстной речью. Летопись донесла до нас ее изложение. Ярослав говорил о любимой и честной новгородской дружине, которую иссекли вчера. «В безумии моем! — каялся Ярослав. — Не теперво ми их златом окупити!»

Следом за покаянием князь заговорил о киевских событиях — о смерти Владимира, коварстве воцарившегося там Святополка.

«Хочу на него пойти! — признался он новгородцам и тут же призвал их: — Потягните ко мне!»

Расчет оказался верен. Новгородцы, желавшие добиться свободы и избавления от тяжкой дани, сразу откликнулись на призыв. Вчерашняя распря заслонилась вспыхнувшей разбойной жаждой. В короткий срок была собрана мощная дружина. Скоро она выступила в поход, и в битве у Любеча Ярослав разгромил Святополка. Тот бежал в Польшу, а Ярослав вокняжился в Киеве.

Два года прошли спокойно, князь упивался властью. Но вновь объявился Святополк, прозванный за убийство братьев Окаянным, привел с собой войско польского короля Болеслава. На этот раз воинская судьба не оказалась благосклонна к Ярославу — наголову разгромленный, он бежал с поля боя всего с четырьмя уцелевшими дружинниками.

Новгородцы сочувственно встретили князя. Правда, он почти сразу стал собираться за море — в Скандинавию, за варягами-наемниками, с которыми намеревался вернуться для продолжения борьбы.

Новгородцы, однако, не приняли княжеского плана. Со свойственной им решительностью, они действовали резко и однозначно: порубили ладьи, на которых Ярослав собирался двинуться в свейскую сторону. Бояре и житьи люди собрали потребное серебро и снарядили дружину, набранную из новгородцев, оказавшихся в Новгороде варягов и воинов ближних племен.

Новое войско склонило весы политической судьбы в пользу Ярослава. В ожесточенном сражении на реке Альте он разбил Святополка Окаянного.

Ликованию князя, вернувшего себе киевский престол, не было предела. Он щедро одарил новгородцев — и не только серебром. Ярослав дал им «правду» и «устав» — законы, согласно которым должен был теперь жить Новгород. Это была древнейшая «Русская правда» — первый свод древнерусских законов. Скоро начали применять его по всем русским землям.

Ярослав и дальше не оставлял Новгород своими заботами. Посылал наместников-сыновей. Вместо сгоревшей деревянной Софии заложил Софию каменную — поныне стоящий на новгородской земле грандиозный храм, ставший символом Новгорода. С той поры стали говорить в народе: «Где святая София, тут и Новгород!»

София была центром древнего Детинца — крепости, защищенной земляным укреплением. Неправильной формы земляная дуга вала-гребля, достигшая пяти метров высоты, огибала Детинец и упиралась концами в берега Волхова. Когда-то был Детинец княжеской резиденцией, но в начале XII века князя вытеснил отсюда церковный владыка новгородский. Вольготно расположился в Детинце владычный двор, а сама София стала хранилищем новгородской казны, охранялась владычными людьми.

Со временем владыки еще сильней укрепили, Детинец. Новые стены и башни воздвиглись на старых насыпях. Через Пречистенскую башню шла из Детинца мощеная дорога к Большому мосту через Волхов. Через Спасскую башню ездили в Людин конец.

Новая София символизировала растущее могущество северного града. Новгород все прочнее утверждался как центр огромного края, который простирался до самого Студеного моря. Теперь многие племена были союзны или подвластны Новгороду — не только приладожская чудь, карелы, ижора, водь, весь, но и дальняя лопь и югра...

Прочный союз этих племен с ильменскими словенами сложился в незапамятные времена, еще в конце I тысячелетия нашей эры.

Особенно важными для безопасности Новгорода являлись отношения с племенами води и ижоры. Водь обитала по берегам Балтики, примерно от устья реки Наровы до устья Невы. Этот угол новгородских владений до петровских времен так и назывался — Водская пятина. Основными занятиями води были земледелие, рыболовство и разнообразные промыслы. В курганах XI—XII веков найдено много серпов и кос, горшков с зерном — все эти важные вещи должны были пригодиться умершему в загробной жизни. Активно занимались вожане трудным железоделательным промыслом — добывали железную болотную руду, сушили и отжигали ее, выплавляли в маленьких домницах железные крицы — сырой металл, который кузнецы путем многих искусных проковок и закалки доводили до нужной твердости и прочности. Вожане активно торговали продуктами земледелия, рыболовства и промыслов — в Новгороде существовала купеческая «Водская сотня».

Водская земля стояла форпостом обороны Новгородского государства на западе и северо-западе. Именно вдоль балтийского побережья устремлялись в новгородские пределы крестоносные и иные «находники» — и с юга, и с севера Балтики. Не раз вместе с новгородцами вожане становились в боевой строй для отражения этих набегов. Центром обороны бывал обычно Корорский погост, позднее ставший сильной новгородской крепостью.

Ижорская земля простиралась вдоль левого берега реки Невы. Она тоже издревле входила в обширную феодальную республику.

Характерно, что издавна племена ижоры и словен жили в мире, — неизвестно ни одного случая столкновений между ними. Наоборот, возникший союз со временем становился все прочнее. Общая земля — общая судьба, это правило стало простым и естественным законом отношений. Сближали ижору с новгородцами и общие опасности. Расположенная на пути «из варяг в греки» Ижорская земля первой испытывала на себе тяжесть вторжений, которые часто совершались по невскому пути.

Разнообразные связи с другими частями Новгородчины способствовали быстрому хозяйственному развитию Ижорской земли. В XII—XIII веках здесь было хорошо развито земледелие и скотоводство, процветал рыбный промысел. Большие выгоды имели ижоряне от транзитной торговли по Неве и Ладоге. Ижорские лодочники занимались перевозкой товаров, знатоки-лоцманы водили суда по рекам и беспокойной Ладоге. Плата за эти труды выглядела по тем временам неплохой. «Нанятый на проезд по Неве вниз и опять вверх должен на харч получить пять марок кун или один окорок...» — записано в одном из древних договоров.

Трудолюбивое племя много работало на своей земле. Но созданное нелегкими народными усилиями, часто становилось добычей алчного чужеземного рыцарства. Иноземцы называли Ижорскую землю «Ингрия» или «Ингардия». Имя это часто попадается и в папских буллах, и в рыцарских хрониках. Одна из них сообщает, как в 1221 году немецкие рыцари «сделали далекий поход в землю, называемую Ингардия. Так как никакие известия их не опередили, они нашли эту область полной народу и нанесли ингарам тяжкий удар, перебили много мужчин, увели массу пленных; множество овец, быков и разного скота не могли захватить с собой и потому истребили».

Такие тяжкие испытания заставляли постоянно заботиться о безопасности. В 30-е годы XIII века при князе Александре Ярославиче ижорцы создали по его поручению «стражу морскую», которая несла дозор на балтийской границе Новгородского государства, быстро оповещала князя о приближении врага. Теперь застать Ижорское племя и всю землю новгородскую врасплох стало намного труднее. О том, насколько своевременно была создана такая служба, свидетельствует история шведского крестоносного вторжения в 1240 году.

Все более обширными — великими — становились новгородские владения. Рос и сам город, который все чаще начинали именовать тоже Великим.

Но это гордое прозвище родилось не только из географических реалий. Великим Новгород сделала и та уникальная форма правления, которая утвердилась здесь. Постепенно Новгород стал из княжеского города центром феодальной республики. Уже в конце XI века здесь возникло выборное посадничество, чего не было ни в одной древнерусской земле.

Со временем утвердилось в Новгороде гордое и самолюбивое правило «вольности в князьях». Состояло оно в следующем. Новгородцы заключали союз-договор то с одним, то с другим сильным князем — владимирским, черниговским, смоленским — и принимали к себе того или иного княжеского родича, чаще всего сына. С ним составляли ряд-договор, князь брал обязательство держать Новгород «по старине и без обиды», а в подтверждение «целовал крест на всей воле новгородской». За соблюдением этого простого, но строгого уговора новгородцы пристально следили, коль случалось, что князь его нарушал или чем другим не угождал городу, то правителя изгоняли — «указывали путь». Эта республиканская вольница покоилась на большом экономическом могуществе Новгорода и потому признавалась всеми русскими князьями.

А «путь указывали» князьям весьма часто. Если в других землях князья сидели по десять, двадцать, тридцать и больше лет, то в Новгороде смены шли куда как быстрее. За XII—XIII века на городском престоле побывали почти шестьдесят князей, в среднем по три-четыре года удерживались они у кормила новгородской власти. А иные лишь несколько месяцев умели высидеть на нетвердом, все время раскачиваемом буйным вечевым сбором престоле.

Но без князя новгородцы не мыслили себе жизни — князь был предводителем войска, представлял державу в дипломатических делах, был верховным судьей и издателем законов. Правда, многое было не в его власти: он не мог, например, скупать земли в новгородских волостях, назначать своевольно должностных лиц, вмешиваться в торговлю с ганзейскими городами и многое другое. Такая шаткость княжеской власти неизбежно вела к усилению других политических сил. В конце XI века появился в Новгороде избираемый на общем вече посадник. Влияние посадника постепенно росло, со временем вся исполнительная власть перешла в его руки. Правда, посадники тоже часто менялись — в соперничестве боярских группировок то одна, то другая, то третья брала верх и завоевывала высшие посты.

На посадничьи должности избирались только люди из боярских родов. Они составляли высший слой новгородского феодального общества. Слой замкнутый, аристократический, сказочно богатый, спесивый. Он пророс когда-то из родоплеменной знати ильменских словен, откуда брали начало роды Мишиничей, Онцифоровичей, Михалковичей и прочих.

Ниже в феодальной пирамиде стояли средние и мелкие феодалы. В Новгороде их звали «житьи люди». Подчас они жили не хуже бояр, имели десятки деревень, сотни крестьян свозили им оброки в новгородские усадьбы. Но сколь угодно большие богатства не открывали «жить-ему человеку» всех возможностей. «Житьи» могли попасть в состав новгородского посольства в иные земли и города, полноправно участвовали в вечевых собраниях. Но путь в боярский круг был им изначально заказан, здесь никакое богатство помочь не могло, а значит, и высшие должности в боярской республике оказывались для «житьего человека» недостижимы, сколь бы талантлив, ловок и хитер он ни был.

Еще одной важной и сильной группой новгородского общества являлись купцы. Богатства их бывали велики, но политического могущества они имели немного. Голос купцов весом звучал лишь в торговых делах, в иные сферы бояре и «житьи люди» их не пускали, следили ревниво.

Богатых купцов — их звали «гостями» — насчитывалось немного. Основную массу торговых людей составляли мелкие торговцы, лавки которых стояли в гостиных рядах, а кто победнее — у того прямо на улицах.

Еще ниже на социальной лестнице стояли ремесленники. Хотя они по закону и являлись лично свободными людьми, но в обществе считались «молодшими» по отношению к другим слоям — боярству, «житьим», купечеству. Соответственно прав и влияния у них было куда как меньше, чем у других.

Но жили в средневековом Новгороде не только свободные горожане. В усадьбах могущественных бояр, да и во дворах «житьих людей» в плоских низких избах, а то и в сырых полуземлянках ютилось множество холопов — людей, находившихся в рабском состоянии. Бесправие их и зависимость от воли хозяина были полными — жизнь холопа-челядина считалась едва ли выше животного. Раб-челядин в летописи часто стоит рядом с животным. «Ополонишася челядью и скотом» (взяли в полон много рабов и домашних животных) — обычная фраза летописи при описании военных походов. За убийство холопа наказывали лишь постольку, поскольку считалось, что это наносит материальный урон хозяину.

На холопах лежала самая тяжкая и грязная работа. Женщине-рабыне (ее так и прозывали — «раба») приходилось обслуживать домашнее хозяйство феодалов. Они готовили еду, нянчили детей, поддерживали чистоту в доме, ходили за скотиной, а в страдную пору были на полях. Холопы-мужчины несли не только хозяйственные заботы. Существовал, например, особый разряд боевых холопов. Во время походов они всегда были подле хозяина, а в любой битве окружали своего господина со всех сторон, защищая его от наседавших противников. Это стало обычной практикой для всего средневекового мира — боевые слуги сопровождали любого феодала. Потому, хотя войны и случались постоянно, феодалов погибало сравнительно немного, основную часть павших в любом сражении составляли рядовые дружинники и боевые слуги-холопы.

Высшим органом власти в городе являлось вече. Оно собиралось по древней традиции «на Ярославле дворе», у стен и ныне украшающего Новгород Никольского собора. Участвовать в вече могли все свободные мужчины — «и бояре, и житьи люди, и купцы, и черные люди». Вече для средневекового новгородца олицетворяло собой понятие «Господин Государь Великий Новгород». На нем решались все главные вопросы новгородской жизни — оно приглашало князей и «указывало им путь», утверждало договоры и союзы, объявляло войну и провозглашало мир.

На вече выбирали посадников и тысяцких. На его собраниях распоряжались новгородскими земельными владениями — подчас целые волости продавались за громадные по тем временам суммы, поступавшие в новгородскую казну. Десятки килограммов серебра, случалось, отправлял тот или иной богатей-боярин в хранилища святой Софии.

Вече не только утверждало законы, но часто и практически осуществляло их. Например, судило изменников. Приговоренных к смерти на виду всего честного народа низвергали с Великого моста в суровые холодные воды Волхова — гибель в нем была практически неизбежной.

Многие вечевые собрания проходили буйно. По иному вопросу рядились день, два, три, а то и дольше. На «вечевую степень» — сложенную из камней-кирпичей трибуну — взбирались десятки ораторов и, перекрикивая толпу, возглашали о своем. Коль слов не хватало, в ход шли кулаки, а то и до боевого оружия дело доходило. Бывало, один новгородский район-конец сходился с другим на Великом мосту, где в давке и костоломной мешанине каждая из сторон пыталась взять верх, доказать правоту силой.

В каждом конце было еще и свое вече, на нем предварительно договаривались, что отстаивать на общеновгородском сходе, а также решали местные дела. В каждом конце доминировала в политике та или иная боярская группировка, поэтому политические схватки на Ярославовом дворе были по внутренней сути своей столкновениями боярских группировок, увлекавших за собой большую или меньшую часть новгородских свободных людей. Бояре умели ловко использовать народное недовольство, настроения «черных» людей, особенно в трудные голодные годы. Столкновения боровшихся за власть кончанских группировок переплетались в реальной жизни с антибоярской борьбой городских низов. Мозаика новгородской политической жизни была сложной, запутанной, подчас просто причудливой.

Главные схватки шли за высокую должность новгородского посадника, поскольку к его рукам сходились главные нити республиканского управления. Он был главой вечевых собраний, вместе с князем возглавлял войско. Заключал договоры с зарубежными городами и королевствами. Распоряжался казной и судил преступивших закон.

Боролись бояре и за место тысяцкого. С конца XII века его тоже избирали на вече. Он активно участвовал в международных делах, разбирал торговые и прочие тяжбы.

Вечевая стихия далеко не всегда приносила плоды, угодные боярству. Поэтому со временем возник в Новгороде аристократический Совет господ, который стал органом, где вырабатывалась общебоярская тактика политической борьбы. Он собирался на дворе архиепископа, что освящало его в глазах верующих, придавало решениям Совета некий общеновгородский смысл. Кроме церковного владыки в Совет господ входили посадник, тысяцкий, кончанские старосты, а также группа бояр, которых летопись обычно именует «старые». «Старые» — это те, кто раньше бывал посадником или тысяцким. Совет господ часто предрешал важнейшие вопросы. Бояре сговаривались, как им действовать на вече, чтобы достичь желаемого. Теперь боярская олигархия еще крепче стала держать нити управления огромной феодальной республикой. Республика новгородская окончательно превратилась в боярскую, аристократическую.

Таким стал Господин Великий Новгород к тому времени, когда был призван сюда на княжение князь Александр Ярославич.

* * *

Так жила Новгородская земля. Сеяла хлеб, варила соль, плавила железо. Торговала с русскими княжествами и заморскими землями. Управлялась по своим законам — призывала князей и указывала им путь, буйствовала на вече, принимала иноземных послов и направляла к королям, князьям, магистрам свои посольства. Украшала чтимый во всех концах света Господин Великий Новгород высокими храмами, обносила крепкими стенами, а на дальних подступах к нему строила крепости.

Одной из самых ярких черт новгородского характера было глубокое, веками взраставшее в народе свободолюбие. Именно из него родились здесь и право вольности в князьях, и народное вече, и самоуправление районов-концов, и вся удаль новгородская. За свободу новгородцы стояли крепко, берегли ее зорко. Никакого врага не страшились и любую цену готовы были уплатить, чтоб уберечь вольность новгородскую. Поэтому, когда пришел час испытаний, Новгород не дрогнул, а стал действовать энергично, быстро и решительно.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница