Глава седьмая. Культура
Русская культура в период феодальной раздробленности имела своей основой материальную культуру сельскохозяйственного и ремесленного производства и своим неиссякаемым источником народное творчество1.
К сожалению, время сохранило нам лишь немногочисленные памятники культуры этой поры. Не сохранились и имена огромного большинства тех простых людей, трудами которых по заказу господствующего класса создавались «измечтанные разною хитростью» шедевры стенной живописи и каменной резьбы, монументальной архитектуры и тончайшей серебряной чеканки.
Лишь немногие из них упомянуты в летописях: это «каменные здатели» — полочанин Иван, новгородцы Пётр и Корова Яковлевичи, Пётр Милонег; на Волыни славился «муж хитрый» (искусный) Олекса, что «многи городы рубя», там же трудился «хытреч Авдей» — мастер тончайшей каменной резьбы; широкую известность приобрёл киевский художник Алимпий, расписавший Киево-Печерский монастырь и создавший мозаики, который «добре извык хитрости иконней, иконы писати хитр бе зело»2; новгородские мастера-чеканщики Коста и Братила оставили прекрасные чеканные серебряные сосуды, а мастер-литейщик Авраамий изготовил скульптурный автопортрет, который сохранился и поныне.
Именно труд крестьян, ремесленников, этих мастеров — «делателей» и «хитрецов» — был основой прогрессивного развития Руси, политическую историю которой феодалы заполняли своими распрями, зачастую уничтожая плоды народного труда. Условия для развития культуры на Руси не были благоприятны в силу того, что в течение столетий нашей стране приходилось вести напряжённую борьбу с нашествиями кочевников. Но и то немногое, что уцелело, говорит о величии, неповторимом своеобразии и огромном значении древнерусской культуры. Памятники её тем драгоценнее, чем ближе стоят они к народному творчеству.
По мере развития просвещения и роста опыта, накапливаемого в производстве, крепли знания о природе, хотя в системе образования по-прежнему господствовало богословие. Грамотность, охватывая новые области страны, заметно распространялась среди феодальной знати, а также горожан, как показывают многочисленные надписи на ремесленных изделиях, предметах быта и, наконец, свидетельства частной переписки. При раскопках в Новгороде советскими археологами, руководимыми А.В. Арциховский, за последние годы найдены десятки берестяных грамот, содержащих переписку простых людей. Ещё более стало цениться «учение книжное», ибо «ум без книг, аки птица опешена. Якоже она взлетети не может, такоже и ум недомыслится совершена разума без книг».
Знания пополнялись на основе опыта. Наряду со знахарями и «божественными исцелителями» появились врачи — «лечцы», которые, правда, входили еще в число «церковных людей»3; они обслуживали княжеские дворы; в Киеве был знаменит «лечец» Агапит, который вылечйл, в частности, Владимира Мономаха и знал, «киим зелием целится какий недуг». Возникли «болницы», бывшие в ведении церкви4. Возросли и знания в области математики, необходимой и в сельском хозяйстве, и в летописании, и при сборе налогов; среди специалистов — «числолюбцев» и «риторов» известен новгородец Кирик, автор трактата «Учение им же ведати человеку число всех лет». Совершенствовалась техника ремесленного производства, строительная техника (стали изготовлять кирпич, появилась прочная известковая смесь и т. п.).
Берестяная грамота. Письмо «от Гостяты к Васильви» (фотография и прорись) XI в.
Знания об обществе распространялись главным образом в среде феодалов, а также зажиточных горожан. Исторические хроники — летописи велись теперь во всех крупных городах от Новгорода до Холма, от Владимира-Волынского до Устюга и Рязани. Большинство из них составлялось при княжеских и епископских дворах. Они прославляли князей, походы и победы русских дружин, сообщали о строительстве городов, церквей и т. и. В составе летописей стали появляться исторические повести о князьях и важнейших событиях; тесная связь летописцев с деятельностью княжеских канцелярий приводила к включению в летописи и их своды (свод — систематическая обработка летописных источников по заданию сменяющихся правителей) деловых документов: дипломатических, административных, военных. И хотя церковная идеология и провиденциализм (божественное «предопределение») господствовали в творчестве летописцев, в княжеском летописании (например, волынском) и в боярском (новгородском) наблюдается рост светских элементов (воинские повести). Русские летописи, из которых сохранились в некоторой степени лишь летописи владимиро-суздальские, волынские и новгородские, представляют собой первоклассный исторический источник и памятник культуры.
В неразрывной связи с ростом ремесла развивалось и зодчество. Появлялись новые стили и жанры, отвечавшие потребностям общества и прежде всего интересам господствующего класса того или иного княжества. Лучшие образцы зодчества представлены церковными строениями. С переходом к феодальной раздробленности общим для памятников архитектуры стало уменьшение размеров храмов, упрощение их внутреннего убранства, постепенная замена мозаики фреской; господствующим стал «кубический» храм с тяжёлой главой. Эти изменения связаны с быстрым распространением каменного зодчества.
Строительство храмов и монастырей продолжалось и в Киевской земле (церковь Спаса на Берестове, собор Киево-Печерского монастыря, разрушенный фашистами), но Киев постоянно переходил из рук в руки соперничавших князей; значительно лучшие условия для строительства были в других землях. Во Владимиро-Суздальской Руси были созданы замечательные памятники зодчества (среди них владимирские «Золотые ворота»). Здесь были великолепные храмы: Успенский собор (середина XII в.); церковь Покрова на Нерли (1165) — четырехстолпный храм с декоративной скульптурой; выдающийся шедевр мирового зодчества — Дмитриевский собор (90-е годы XII в.) с каменными резными рельефами; боголюбовский княжеский дворец, включавший в свой комплекс собор, переход, прорезанный арками и т. п. Строительство велось и в других городах Северо-восточной Руси — в Ростове, Суздале, Нижнем-Новгороде и др.
В Новгородской земле времён боярской республики княжеское строительство крупных соборов сменилось более скромными, но выдающимися по совершенству форм и художественной живописи храмами, среди них — всемирно известная церковь Спаса-Нередицы (конец XII в.), варварски разрушенная фашистами; церковь Благовещения на Городище и многие другие; подобные строения возводились и в новгородских пригородах — Старой Ладоге, Старой Русе, Пскове.
Не менее замечательной была и архитектура Галицко-Волынской Руси; здесь известны Успенский собор во Владимире-Волынском (1160), комплекс княжеских дворцовых построек в Галиче, где стояла церковь Пантелеймона с её знаменитым порталом. Не сохранились архитектурные памятники Холма, но из летописи известно, что князь Даниил распорядился построить здесь три храма, украшенные резным галицким белым и холмским зелёным камнем, колоннами «из целого камня», что поблизости стояла башня, которая «светилась во все стороны», а на пути к городу высился «столп» с огромным изваянием орла. Зодчество развивалось и в Чернигове, Смоленске, Полоцке, Гродно и других городах.
При большом разнообразии стилей повсюду наблюдается связь архитектуры с запросами господствующего класса, творческое использование стилей соседних русских и нерусских земель. Возводились и гражданские постройки из камня — дворцовые княжеские ансамбли во Владимире, Галиче, использующие традиции древнерусского «хоромного строения». Монгольское нашествие варварски прервало подъём русского зодчества.
В изобразительном искусстве с переходом к феодальной раздробленности, с укреплением экономического и политического могущества церкви, с одной стороны, усилилось влияние церковной схоластики, с другой — возросло стилистическое разнообразие, в котором явственно видны черты местного народного творчества, то там, то здесь вступавшего в борьбу с господствующей идеологией. В целом стали характерны нарочитая условность, отвлечённость образов; изменились и художественные приёмы — исчезла объёмность изображения, возобладала статичность, неподвижность. Фресковая живопись по-прежнему была органически связана с архитектурой.
Для новгородской живописи характерна яркая, сочная красочность, резкие контуры. Особенно замечательны были росписи церкви Нередицы — её стен, свода, столбов, арок. Хотя все фрески храма Нередицы проникнуты мрачной идеей страшного суда, народные мастера сумели и в этот сюжет внести черты реализма, например в изображение богача и бедного Лазаря. Богач, сидящий в адском пламени, умоляет Лазаря дать воды, а сатана подносит ему огненный сосуд; надпись гласит: «Друже богатый, испей горящего пламени...». В новгородскую иконопись проникают черты народного искусства, близкого к портретной живописи.
Белокаменная резьба на южной стене Дмитриевского собора во Владимире
Сохранился также редкий рисунок на полях псковской рукописи XII в., где изображён отдыхающий крестьянин, подле него лопата и надпись: «Делатель трудися».
Искусство Владимиро-Суздальской Руси было более утончённым; местные храмы были наполнены «многоразличными иконами и драгим каменьем без числа», но сохранилось из этого богатства немногое: остатки росписи Успенского собора, росписи Дмитриевского собора, икона Дмитрия Солунского. От творчества художников других областей Руси дошли лишь немногие фрагменты.
Прикладное искусство, менее, чем живопись, связанное церковными канонами, не раз в своих сюжетах отражало то, что преследовала церковь (народные игры и пляски, сцены борьбы и т. п.). Статуарная скульптура была запрещена церковью. Но большого подъёма достигло искусство пластики (монеты, печати), каменной резьбы (от убранства соборов до каменных иконок). Народное творчество широко отразилось в вышивке, а также в украшениях книг — заставках, заглавных буквах и т. п., где наряду с красочным орнаментом, широко представлены живые сцены народного быта и труда.
Литература этого времени характеризуется целой серией памятников, лучшие из которых тесно связаны с фольклором.
Народ был чужд феодальным распрям и хранил память о былом единстве Руси. Это отразилось в былинах. По народному представлению за Русскую землю, от Дуная до Волги, от Балтийского до Чёрного и Каспийского морей, вместе сражаются «задорливый» галичанин Дунай, муромец Илья, волынец Михайло Казарин, ростовец Алёша, рязанец Добрыня... Они все друг другу братья, и потому ни Дунай Добрыню, ни Добрыня Дуная в случае ссоры ранить не могут, как «русский—русского».
В былинах воспевались богатырский труд «оратаев» (крестьян) и их подвиги. Образы богатырей — Микулы Селяниновича, «крестьянского сына» Ильи Муромца, Добрыни и др. — сохранились в памяти народа как символы его доблести и славы.
Наш эпос хранит немало черт дружбы между народами. Например, в одном из вариантов былины об Илье Муромце дана оценка неоднократных совместных союзных действий русских и польских войск. В былине идёт речь об участии русских богатырей в освобождении Кракова от тяжёлой осады. Богатыри Илья и Соловей решили «выручить Кряков из неволюшки», они вступили в бой и из-под города «силу выбили». Когда освобождённые жители Кракова стали звать их к себе, то Илья ответил:
«Ой вы, гой еси, горожана Кряковцы!
Под вами сила была неосильчива:
Вы живите, братаны, по старому,
Я поеду в стольный Киев град!»5.
Замечательно, что идея братства («братаны») и дружбы русского и польского народов так ярко выражена в нашем народном эпосе.
Значение литературы при большом развитии и совершенстве художественных форм определяется в первую очередь её глубоким идейно-политическим смыслом. В ней отразились идеи различных групп господствующего класса. В лучших литературных творениях, опирающихся на фольклор, прославляющих Русь, призывающих князей к миру и защите независимости Родины, отражены и чаяния широких народных масс.
Отдыхающий крестьянин (Миниатюра XII в.)
Литература тоже характеризуется многими жанрами, стилями и школами. Церковная проповедническая литература представлена сочинениями выдающегося писателя Климента Смолятича (середина XII в.), знатока Омира (Гомера), Аристотеля и Платона, который «бысть книжник и философь так, яко же в Русской земле не бящеть». Рядом с ним можно поставить Кирилла из Турова — знаменитого оратора, прозванного «русским Златоустом».
Идеология церковной и отчасти светской знати пронизывает замечательный памятник литературы — «Патерик» Киево-Печерского монастыря (20-е годы XIII в.), включавший 20 назидательных рассказов о жизни этой крупнейшей церковной феодальной корпорации, её «святынях» и монахах. Рассчитанный на широкие читательские круги и проникнутый мыслью о превосходстве духовной власти над светской, «Патерик» хранит в себе многочисленные драгоценные черты быта различных слоёв русского общества — от холопов до князей, причудливо опутанные назидательной фантастикой.
Более широкий круг вопросов, совершенно по-иному освещённых, находим в выдающемся памятнике ранней дворянской идеологии — «Молении» Даниила Заточника. Блестяще образованный Даниил умело использовал сокровища фольклора для апологии сильной княжеской власти и обличения самовластной светской и церковной знати. Идеи Даниила широко представлены в княжеских летописях и сводах, так же как идеи «Патерика» — в летописях боярских. Борьба этих групп господствующего класса ярко отражена в феодальной идеологии средневековья. В пору феодальной раздробленности идеи дворянских публицистов, видевших в сильной княжеской власти источник своего благополучия и процветания страны, выражали объективно прогрессивную, закономерную тенденцию развития феодального общества на Руси.
К памятникам литературы должны быть отнесены отдельные составные части летописных сводов, в которых в это время часто использовались светские повести о князьях (об Андрее Боголюбском, Изяславе Мстиславиче волынском, Александре Невском и др.), что связано с ростом интереса к личности вообще, с зарождением черт гуманизма; повести о выдающихся исторических событиях (битва на Калке, падение Царьграда и др.) и т. п. Эти повести под пером придворных церковников-летописцев позднее утрачивали (в волынских летописях — в меньшей, в владимиро-суздальских и новгородских — в большей степени) свой светский характер. Великокняжеское летописание проводило идею сильной власти, идею единства Русской земли.
Русская культура играла выдающуюся роль не только в жизни создавшего её народа, но и соседних земель.
Это влияние было многообразно: древнерусские летописи вошли в состав крупнейших польских хроник, на русских летописях основано летописание Литвы, тексты летописей проникли даже в Англию, где отразились в хронике Матвея Парижского (XIII в.); тесные культурные связи поддерживала Русь с землями южных славян; изделия русского ремесла находят в Германии и Чехии; русские фрески — в росписях польских и готландских храмов; произведения русских косторезов славились в Византии и т. п. Культура Руси обогащалась в свою очередь в процессе культурного общения русских с другими народами.
Величайшим памятником древнерусской духовной культуры домонгольской поры является «Слово о полку Игореве». Посвящённое описанию неудачного похода (1185) на половцев Новгород-Северского князя Игоря Святославича, это произведение отражает народное представление об истории Руси: автор «Слова» решительно осуждает феодальные усобицы князей, от которых погибало наследие дедов и прадедов.
Автор выступает за единство страны, за единство её сильнейших князей, за единство народа. Русская земля для него — это вся Русь, от Таманского полуострова до Прибалтики, от Дуная до Восточной Суздальщины. В то время, когда «по Руской земли ретко ратаеве кикахуть (пахари покрикивали), но часто врани граяхуть, трупиа себе деляче...»6, он восхваляет мирный труд, в образах которого описывает одну из кровопролитнейших междоусобных битв на Немиге; он противопоставляет мир войне:
«На Немизе снопы стелют головами,
молотят чепи харалужными (цепами булатными),
на тоце живот кладут,
веют душу от тела.
Немизе кровави брезе
не бологом (добром) бяхуть посеяни,
посеяни костьми руских сынов»7.
Создатель культуры — великий русский народ — устами автора «Слова» выражал свой призыв к единству во имя труда и мира, во имя защиты Родины. Но этот призыв не был услышан князьями, которые своими распрями ослабили Русь, попавшую под тяжёлое иго монгольских захватчиков.
Примечания
1. Подробнее см. Очерки истории СССР (IX—XV вв.), ч. 1, М. 1953, стр. 424—471.
2. Патерик, стр. 124.
3. ПРП, вып. 1, стр. 242.
4. Там же.
5. Песни, собранные П.В. Киреевским, вып. 4, М. 1862, стр. 4.
6. «Слово о полку Игореве», стр. 16.
7. Там же, стр. 25.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |