Александр Невский
 

VI. В золотой Орде

Еще задолго до появления на окоеме столицы Батыя — Сарая стали попадаться стада коней, овец, коров, пасшихся на тучных прибрежных низинах. Все это было главным богатством Орды, не только питавшим и одевавшим разноплеменное скопище людей, но и подвигавшим Золотую Орду на завоевание новых земель, новых степных пространств с густым разнотравьем и чистыми реками.

На последнем перед Сараем постоялом дворе, называвшемся по-татарски «ямом» и состоявшем всего из нескольких кибиток и землянок, живой и проворный татарин — ямской старшина потребовал досмотра и пересчета товара на возах. Говорил он на сносном русском языке, и когда князь поинтересовался о цели досмотра, старшина ответил коротко и ясно:

— Так нада.

Русские не стали чиниться: надо так надо, со своим уставом в чужой монастырь нечего соваться. И татарин, не слезая с коня, поехал от воза к возу, осматривая их содержимое. Там, где было прикрыто полстью1, он кивком головы приказывал открыть. Полсть откидывали, и старшина ехал дальше. Но вот, едва откинули полсть на возу с мехами, как маленький лохматый конек старшины, ощерив по-собачьи зубы, ухватил с возу связку куниц и, мотнув башкой, заученным движением зашвырнул хвосты их к своей гриве. Татарин ловко поймал связку, поднял высоко, потряс с восторгом и крикнул:

— Это бакшиш, князя! Можно ехай.

Александра это надолго развеселило, он с детства любил обученных всяким чудесам тварей, но коня, наторенного хватать меха, встретил впервые. И нет-нет да начинал тихо смеяться.

Но Мишу Звонца происшествие это расстроило, он долго корил себя:

— Нет, я-то что думал, дурья башка… Ведь этот же паршивец у Ярослава Всеволодича с воза связку соболей умыкнул. Я думал, случайно тогда… Вот дурак так дурак…

— Не казнись, Миша, — успокаивал его князь. — И хорошо, что не вмешался. Славное действо коняшки дал посмотреть. Ах, тварь, до чего ж разумна. А?

Наконец вдали показался Сарай — столичный город Золотой Орды. Город, не имевший постоянного места, а откочевывавший с наступлением лета на полуночь, на свежие травы, а к зиме — на полудень, ближе к морю. Все кибитки города, сделанные из войлока, были на колесах, и для передвижения впрягали в них быков. Маленькую бедняцкую кибитку могли тянуть три-четыре быка, а в богатую большую впрягали до полусотни животных. Невероятный шум и скрип тысяч колес поднимался над степью во время передвижения города, все звери и птицы уносились прочь, затаивались в своих норах насмерть перепуганные суслики, солнце затмевало пылью, поднимаемой движущейся ордой.

Горе чужеземцу попасться на пути этого живого потока — он станет рабом первого же ордынца, увидевшего его.

Русский обоз встретил татарин-сотник и, велев следовать за ним, направился в кибиточный город, не имевший ни улиц, ни переулков. Местами кибитки стояли вплотную одна к одной, как цыплята, сбившиеся под крыло наседки, в другом месте они образовывали почти правильный круг, в центре которого горел костер и на огне клокотал котел с варевом. Блеяли козы, лаяли собаки, бегали быстроглазые ребятишки, хватая за хвосты коней проезжающих, и дразнили, коверкая слова: «Эй, рус-рус, акылёк!» И смеялись, довольные своей смелостью и безнаказанностью.

— Дети везде есть дети, — вздохнул Звонец, косясь на князя.

— Верно, — согласился Александр. — Только русские дети дураками нас не дразнили, более славы кричали.

«Ишь ты, — подумал Миша, — и по-татарски ведает Ярославич».

Русские полотняные шатры, стоявшие на возвышении, еще издали узнавались. Даже в их силуэтах, напоминавших шлемы, было что-то родное и близкое.

В сопровождении нескольких гридинов навстречу Александру вышел из шатра князь ростовский Борис Василькович, уже возмужавший, с густой круглой бородкой.

— Александр Ярославич! — вскричал он в искреннем радостном изумлении.

Они обнялись, и Александр почувствовал на щеке тепло слезинки, скатившейся с ресницы Бориса. Он ласково похлопал его по спине, шепнул утешительно:

— Скорблю с тобой вместе, князь. Крепи сердце, брат.

Он понимал, какую трагедию здесь, на чужбине, пережили братья Борис и Глеб, ставшие едва не самовидцами гибели Михаила Черниговского. Что должны были чувствовать эти юные князья при виде жестокой расправы, учиненной татарами над их родным дедом, о славной боевой жизни которого так много рассказывала им в детстве мать Мария Михайловна?

— А где Глеб? — поинтересовался Александр, входя в шатер.

— Он повез гроб деда до Чернигова. Схоронит — воротится сюда. А матери я послал ведомость в Ростов.

Они сели на кошму посреди шатра, и слуги, расстелив полотенце, принесли в большой чаше мясо и корчагу с кумысом.

— Ну что, Ярославич, — сказал князь Борис, — поснедаем, чем бог… то бишь хан послал. — Он взглянул на гостя просительно. — Ярославич, за-ради бога, вели хлебца подать. Наскучал по нему, смерть.

Князь Борис сам схватил каравай, принесенный Светозаром, отломил кус, стал есть с наслаждением и жадностью. Сказал, оправдываясь:

— Здесь все от двора хана поставляют. Хлеба не дают, вместо него просо присылают, кумыс да мясо. Даже соли нет. Не хочешь — завоешь.

— То-то я смотрю, Миша Звонец аж четыре воза мукой нагрузил.

— Он был, знает, вот и запасся.

Александр почти с отней нежностью смотрел на Бориса, которого искренне любил с детства и на которого — знал точно — мог всегда рассчитывать как на самого преданного союзника.

«Странно все переплелось на Руси меж нами, — думал он. — Дед его Михаил всю жизнь враждовал с моим отцом, и смерть его только на руку князю Ярославу. А для князя Бориса — это горе, однако ж все равно он остается нашим поспешителем. Впрочем, что ж удивительного, на стол его мой отец садил, а не дед родной».

— Князь Борис, а почему ты домой не уехал?

— Ярослав Всеволодич велел его здесь ждать. Воротится из Каракорума, на Русь вместе побежим.

— И ты знаешь, зачем он поехал?

— А как же. На великокняженье становиться.

— Так вот, князь Борис, есть слух, что он вызван на смерть туда.

— Как?! — поперхнулся Борис хлебом. — Не может того быть!

— Так думал, наверное, и твой дед, едучи сюда.

— Что же делать? Что делать? — Борис вскочил.

— Как ты думаешь, хан Батый мог знать об этом?

— Нет, нет. Он очень хорошо отнесся к князю Ярославу, из своих рук давал кумыс пить. А это у них великая честь. — Борис прошелся по шатру, пытаясь что-то сообразить, потом остановился. — Впрочем, князь Александр, не могу за него поручиться. Он столь хитер, не поймешь, что думает. Вот ты сам побывай у него. Увидишь.

— За тем и ехал сюда я, князь Борис, — у него побывать. И, если он искренен в отношениях с нашим гнездом, умолить вернуть отца с дороги.

— Но… — начал было Борис и осекся.

Хотел сказать, что теперь уже не догнать великого князя, но сообразил, что слышать сие вряд ли будет приятно дорогому гостю.

Александр вопросительно взглянул на него: мол, что сказать-то хотел?

— Да так, пустяки, — махнул рукой Борис.

Но Александр понял, чего не договорил его юный союзник, и вполне оценил умолчание, щадившее его чувства и крохотную надежду на успех.

Примечания

1. Полсть — кусок ткани или звериного меха.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика