Александр Невский
 

на правах рекламы

биржа ммвб котировка акций

Образование великорусской народности

Процесс образования единого Русского государства был одновременно процессом складывания великорусской народности.

Вопрос формирования великорусской народности может быть разрешен на основании изучения работ И.В. Сталина. Гениальные работы товарища Сталина наряду с его трудами по национальному вопросу дают возможность проследить историю развития восточного славянства, в частности историю образования великорусской народности.

Говоря о различных этнических образованиях, свойственных различным этапам развития человеческого общества, И.В. Сталин прежде всего определяет понятие рода и племени, указывая на то, что племя является категорией этнографической.1

Род и племя являются типами этнического образования, характерными для первобытно-общинного строя.

В период возникновения феодального общества и государства объединения племен, характерные для последнего этапа первобытно-общинных отношений, уступают свое место более сложному образованию. И.В. Сталин определяет это образование как народность.2

Каковы были пути и этапы этнического развития восточного славянства, как сложилась русская народность? Славянские языки, а язык является определяющим этническую принадлежность, сложились в очень отдаленные времена.

И.В. Сталин отмечает: «Надо полагать, что элементы современного языка были заложены еще в глубокой древности, до эпохи рабства»,3 т. е. в период первобытно-общинного строя.

«Это был язык не сложный, с очень скудным словарным фондом, но со своим грамматическим строем, правда, примитивным, но все же грамматическим строем».4

Языковое родство славянских народов — явление, уходящее в седую древность.

И.В. Сталин пишет: «Н.Я. Марр высокомерно третирует всякую попытку изучения групп (семей) языков, как проявление теории "праязыка". А между тем нельзя отрицать, что языковое родство, например, таких наций, как славянские, не подлежит сомнению, что изучение языкового родства этих наций могло бы принести языкознанию большую пользу в деле изучения законов развития языка»5.

Если мы попытаемся ответить на вопрос, когда же появляются те первые этнические образования, которые мы можем назвать славянскими, то для этого нам придется в первую очередь прибегнуть к анализу славянских языков. Таким способом мы можем реконструировать древнейшие языковые особенности, с течением времени оформляющиеся как славянские, определить общественную среду, в которой они возникли, уровень общественного развития их носителей, а следовательно, установить примерно время, от которого дошли до нас древнейшие элементы славянских языков.

Славянские термины родового строя: «род», «племя», «стар», «вече» и т. п., термины, обозначающие родственные отношения: «отьц» (отец), «мати» (мать), «сын», «дед», «баба», «внук», «брат», «сестра», «ятровь», «стрый», «сноха», «свекровь», «свекр», «золва» (золовка), «уй», «деверь» и др., встречающиеся во всех славянских языках и общие им всем, свидетельствуют о том, что процесс образования родовой организации славяне прошли в период тесной и неразрывной взаимной связи.

Чрезвычайно характерным для славянских языков уже в историческую эпоху является сохранение счета родства по материнской линии и наличие соответствующих терминов в языке — реликт далекого прошлого, пережиток материнского рода, возникающего на очень ранней стадии развития человеческого общества.

Наличие ряда терминов для обозначения птиц, зверей, рыб, орудий и приемов рыбной ловли и охоты, общих во всех славянских языках, свидетельствует о том, что элементы славянской речи уже имели место среди населения Европы еще в те времена, когда господствовали охота и рыбная ловля, еще до того, как славянская речь зазвучала в областях, занятых земледельцами.

Общеславянскими названиями являются наименования орудий охоты и рыбной ловли: «лук», «стрела», «тетива», «тул», «невод», «мережа», «верша», а также наименование рыб, зверей, птиц: «рыбы», «икра», «окунь», «щука», «линь», «язь», «плотва», «короп», «ерш» и др.

Были ли родовые объединения, члены которых в своей речи употребляли слова, звучащие по-славянски, славянами? Нет. Это были предшественники славян, с несложным языком, отличавшимся примитивным грамматическим строем и очень скудным словарным фондом. Их язык заключал в себе еще много архаических черт языков того далекого времени, когда в Европе звучала речь двигавшихся на север вслед за отступающим ледником мелких родовых групп охотников и рыбаков мезолита и раннего неолита. Если зародыши славянских языков могут быть обнаружены еще на стадии родовой организации охотников и рыбаков Европы, когда лишь зарождалось пастушеское скотоводство и возникали зачатки земледелия, то несомненно в те времена, когда скотоводство, а затем и земледелие стали главным занятием населения Европы, славянские языки достигли более высокого уровня развития.

Характеризуя этапы развития производительных сил от древних времен до наших дней, И.В. Сталин отмечает «переход от грубых каменных орудий к луку и стрелам и в связи с этим переход от охотничьего образа жизни к приручению животных и первобытному скотоводству; переход от каменных орудий к металлическим орудиям (железный топор, соха с железным лемехом и т. п.) и, соответственно с этим, переход к возделыванию растений и к земледелию».6 В этот же период времени намечается переход к гончарному производству.7

Это было время сравнительно высокого развития производительных сил первобытного общества. У всех славян в эти далекие времена появились такие общие термины, как «гори» (горшок) — свидетельство возникшего и развивающегося гончарного производства; как «говядо» «корва» (корова), «вол», «бык», «теле» (теля, теленок), «овца», «агне» (ягненок), «конь», «жербе» (жеребец), «мелко» (молоко), «сыр», «сметана», «масло» и др. — свидетельство возникшего первобытного скотоводства.

Тщательный анализ земледельческих терминов во всех славянских языках дает возможность говорить об их удивительной близости, больше того, о тождестве, несмотря на огромные расстояния, отделяющие (да и отделявшие) славянские народы один от другого. Следом земледелия, ставшего с течением времени господствующим у славян на средней ступени варварства, является общность таких терминов, как «жито», «обилие», «брашно», «пъшеница» (пшеница»), «пъшено», «зръно» (зерно), «орать» (пахать), «рало» (древний плуг), «соха», «борна» (борона), «мотыга», «серп», «сев», «ратай» (пахарь), «нива», «семя», «ролья» (пашня), «ляда», «целина», «угор», «перелог», «бразда» (борозда), «коса», «ярь», «озимь», «мука», «сито», «жорн» (жернов), «гумно» и др. Из области огородничества можно указать на такие общеславянские названия, как «горох», «сочевица», «лук», «чеснок», «репа», «хмель», «мак», «плевела», «полоть» и др.

На это указывает и древний земледельческий языческий календарь, названия месяцев которого в основном соответствуют циклу сельскохозяйственных работ, календарь, и ныне сохранившийся у украинцев, белорусов, поляков и других славянских народов.

Таким образом, конкретный анализ славянских языков еще раз свидетельствует о гениальности сталинского определения глубокой древности элементов современных языков и языкового родства славянских наций.

Глубокая древность была периодом наибольшей языковой и культурной общности славян. Затем, в период великого переселения народов, славянские племена «дробились и расходились, смешивались и скрещивались»8 и начали складываться западнославянские, южнославянские и восточнославянские племенные языки, имеющие много общего, но в то же время начинающие обособляться в три группы. Уже в VI—VII вв. намечаются основные особенности языка восточных славян («город» вместо «грод» западных славян и «град» южных славян; «ворона» вместо «врона» в западнославянских языках и «врана» в южнославянских, т. е. устанавливается так называемое «полногласие»; происходит замена «к» и «г» звуками «ц» и «з», например «цвет» вместо «квет» и «звезда» вместо «гвезда»; замена «е» — «о», например «олень», «озеро», «осень» вместо «елень», «езеро», «есень»; замена «а» — «я», например «яз», «ягне» вместо «аз», «агне»; сочетание глухих гласных «ъ» и «ь» с плавными согласными; смягчение зубных «д» и «т» и т. п.).

Процесс расселения славян по обширным пространствам Восточной Европы, сопровождаемый скрещением племенных языков восточных славян с языком неславянских племен, из которого всегда выходил победителем язык восточных славян, привел к появлению некоторых местных особенностей в их речи.

В VIII—IX вв. в передовых землях Руси племенной строй отмирает, уступая свое место государству. Прежнее языковое единство восточных славян дополняется единством политической жизни.

Общественное развитие, результатом которого было создание Киевского государства, вызвало большие изменения в этническом составе населения Восточной Европы.

Укрепление государственности на территории Восточной Европы имело огромное значение для формирования русской народности.

Киевское государство объединило восточнославянские племена в единый политический организм, связало их общностью политической жизни, культуры, религии, способствовало появлению и укреплению понятия единства Руси и русского народа.

Развивающиеся торговые связи между отдельными городами и областями Руси, сношения между русским населением различных земель, установившиеся в результате хозяйничания и управления княжих «мужей», расширения и распространения княжеской государственной и вотчинной администрации, освоение княжой дружиной, боярами и их «отроками» все новых и новых пространств, полюдье, сбор дани, суд, переселения по своей инициативе и по воле князя, расселение и колонизация, совместные поездки, походы, встречи на торгу и т. п. — все это в совокупности способствовало объединению восточнославянских племен в единую народность.

В племенные языки, в местные диалекты проникают элементы диалектов соседей, в быт населения отдельных земель — черты быта русского и нерусского люда других мест. Речь, обычаи, нравы, быт, порядки, религиозные представления, сохраняя много отличного, в то же самое время приобретают общие черты, характерные для всей Русской земли.

И так как «язык есть важнейшее средство человеческого общения»,9 то эти изменения в сторону единства славянского населения Восточной Европы идут прежде всего по линии усиления общности языка, так как основа этнического образования — язык.

Мысль В.И. Ленина о языке как о важнейшем средстве человеческого общения не может быть понята, иначе как прямое указание на то, что в основе этнической общности людей лежит язык.

Эту мысль мы находим и в классическом труде И.В. Сталина «Марксизм и национальный вопрос», где в качестве первого признака нации выступает общность языка.10 В работе «Относительно марксизма в языкознании» И.В. Сталин отмечает: «Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом обществе.

Обмен мыслями является постоянной и жизненной необходимостью, так как без него невозможно наладить совместные действия людей в борьбе с силами природы, в борьбе за производство необходимых материальных благ, невозможно добиться успехов в производственной деятельности общества, — стало быть, невозможно само существование общественного производства. Следовательно, без языка, понятного для общества и общего для его членов, общество прекращает производство, распадается и перестает существовать, как общество. В этом смысле язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества».11

В конце концов принадлежность человека или целого коллектива людей к той или иной народности определяется не антропологическими, расовыми признаками, не типом костюма и бытом, не типом оружия, архитектуры или домашней утвари, а языком.

«...Культура и язык — две разные вещи», — указывает И.В. Сталин.12

Племенному быту на Руси соответствовали племенные языки. Каждый племенной язык восточных славян имел ряд общих черт с другими племенными языками «словенеск язык на Руси» и в то же самое время отличался рядом особенностей, и подчас весьма существенных. Изменения в общественной и политической жизни обусловили новый этап этнического развития восточных славян.

И.В. Сталин указывает: «Дальнейшее развитие производства, появление классов, появление письменности, зарождение государства, нуждавшегося для управления в более или менее упорядоченной переписке, развитие торговли, еще более нуждавшейся в упорядоченной переписке, появление печатного станка, развитие литературы — все это внесло большие изменения в развитие языка. За это время племена и народности дробились и расходились, смешивались и скрещивались...».13

Развитие производства, обусловившее замену первобытно-общинного строя на Руси новым, феодальным строем, возникновение классов и зарождение древнерусского Киевского государства, развитие торговли, появление письменности, развитие древнерусского литературного языка и древнерусской литературы — все это в совокупности и обусловило сглаживание особенностей речи восточных славян разных земель Руси, развитие древнерусского языка и складывание русской народности.

«Вне общества нет языка, — отмечает И.В. Сталин. — Поэтому язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества, с историей народа, которому принадлежит изучаемый язык и который является творцом и носителем этого языка».14

Изменения в общественной и политической жизни восточных славян, связанные с возникновением Киевского государства, неизбежно должны были вызвать и вызвали перемены в их речи.

Если в IV—VIII вв. славянские племена «дробились и расходились»,15 заселяя степь, лесостепь и леса Восточной Европы, и намечались местные языковые особенности, то на грани VIII и IX вв. и позднее, когда начало складываться политическое единство восточных славян, шел процесс «дальнейшего развития... от языков племенных к языкам народностей...».16

Уже в древности, на самой заре русской государственности, со времени возвышения Киева, говор полян, «яже зовомая Русь», впитавший в себя элементы языков пришельцев в эту местность славянского и неславянского происхождения, выдвигался в качестве общерусского языка.

Он распространился по всей Русской земле в результате торговых поездок, переселений, совместных походов, выполнения различных государственных функций и т. д.

Так рождался общерусский язык, точнее — общий разговорный древнерусский язык.

В создании общерусского разговорного языка, хотя и сохраняющего диалектные особенности, но тем не менее ставшего речью всей Русской земли, решающую роль сыграли народные массы. Поездки «гостей», переселения по своей и по княжеской воле ремесленников, «нарубание» воинов в разных уголках Руси и поселения воинов разных племен на рубежах Русской земли, большая роль ополчений городов в военных предприятиях князей, когда князья с окружающими их дружинами еще не замкнулись в военно-феодальную верхушку общества и были возможны и летописно-эпический Ян Усмошвец, и былинный Илья Муромец, вышедшие из простого люда и ставшие дружинниками князя,17 — все это является свидетельством решающей роли самих народных масс в складывании общерусского разговорного языка. Диалектные особенности в нем все больше и больше сглаживаются. Особенно в этом отношении характерна речь русского города. Вместе с усложнением общественно-политической жизни она все больше и больше усложняется, впитывает в себя специализированную речь воинов, духовенства, т. е. своеобразные жаргоны, обслуживающие не народные массы, а узкую социальную верхушку, или людей определенной профессии. Постепенно язык горожан, и в первую очередь «киян», стал влиять и на речь деревенского населения, которая тоже эволюционирует в сторону общерусской общности.

В создании общерусского языка значительную роль сыграл язык народного эпоса (песен, сказаний, былин), необычайно распространенного в Древней Руси, язык яркий и богатый, характерный отвлеченными понятиями, стандартами и другими элементами эпоса, язык «боянов», «соловьев старого времени».

Наконец, в складывании общерусского языка видное место занимал язык правовых документов и норм, язык деловой литературы, возникшей еще до «Русской Правды», во времена «закона русского», если не раньше. Этот язык вырос из разговорной речи задолго до деятельности Кирилла и Мефодия. Уже в XI в. оформился древнерусский литературный язык, в основу которого лег древнерусский разговорный язык, лишь окрашенный языком старославянской письменности. Питающей средой богатого древнерусского литературного языка являлись местные диалекты восточных славян и лишь отчасти старославянский язык. Этим и объясняется исключительное богатство древнерусского литературного языка, высокий уровень его развития, его богатая стилистика и семантика.

Такова начальная стадия русского языка, одного «из самых сильных и самых богатых живых языков» (Ф. Энгельс).18

Русский язык той поры был речью всех восточных славян. Это была своего рода восточнославянская речь киевской поры, поры древнерусского государства, древнерусская речь.

Итак, налицо первый фактор, определяющий собой единство русского народа — язык.

Остановимся теперь на сознании единства русского народа.

Достаточно беглого взгляда, брошенного на наши источники, — а они отражают мысли людей Древней Руси, достаточно даже поверхностного знакомства с древнерусскими преданиями, а они отражают идеологию народа, — для того чтобы убедиться в том, насколько развито было у наших предков чувство единства народа, чувство патриотизма, любви к родине, само понятие Родины, земли Русской, насколько большое, всеобъемлющее понятие вкладывали они в слово «Русь», «Русская земля».

Яркими памятниками древнерусского патриотизма, отражающими чувство самосознания русского народа, являются и «Повесть временных лет» («Откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуду Русская земля стала есть»), и «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, и «Память и похвала» Иакова Мниха, и «Слово о полку Игореве», и другие жемчужины древнерусской литературы.

Они проникнуты чувством любви к земле Русской и с гордостью говорят о русском народе, о его славных богатырских делах. Сознанием единства Русской земли, единства русского народа от «Червенских градов» до Тмутаракани, от Ладоги и до Олешья проникнуты произведения «книжных» людей киевской поры.

Это сознание единства является величайшим вкладом киевского периода в историю всех трех братских славянских народностей Восточной Европы, имевшего одного общего предка — русский народ времен Владимира, Ярослава и Мономаха.

В это же время складывается единство материальной и духовной культуры, единство склада жизни от Перемышля и Берлади, от Пряшева и Ужгорода, от Малого Галича и Бельза до Мурома и Рязани, Ростова и Владимира, от Ладоги и Пскова, Изборска и Белоозера до Олешья и Тмутаракани; единство, проявляющееся буквально во всем — от архитектуры до эпоса, от украшений и резьбы по дереву до свадебных обрядов, поверий, песен и поговорок, от утвари и одежды до языковых реликтов; единство, роднящее еще и в наши дни гуцула и лемка Карпат с русским крестьянином Мезени и Онеги, белоруса из-под Гродно с жителем рязанских лесов. И в этом единстве мы усматриваем великое наследие киевского периода в русской истории, ибо он, киевский период нашей истории, сделал русских русскими. И сознание единства, память о том, что во Львове, Галиче, Владимире Волынском, Берестье, Холме, Ярославе, Пряшеве, Хусте, Ужгороде, Киеве, Минске, Полоцке живут те же «русские», что и во Владимире на Клязьме, в Твери, Новгороде, Смоленске, Ярославле, Суздале, Галиче Мерском, связанные общим происхождением, близостью языка и культуры, общностью религии, историческими традициями киевских времен, — никогда не исчезали из самосознания великороссов, украинцев и белорусов, и не могло изгладить их ни Батыево нашествие, ни тяжкое татарское иго, ни вековое господство литовских и польских панов, венгерских магнатов, молдавских бояр, ни годы лихолетья, ни тяжкие испытания, выпавшие на долю всех трех ветвей великого народа русского. Сохранялось и языковое единство всех трех ветвей восточных славян — русского, украинского и белорусского народов, и никакой гнет не мог заставить русских, украинцев и белорусов отказаться от родной речи. «История отмечает большую устойчивость и колоссальную сопротивляемость языка насильственной ассимиляции».19

То общее, что объединяет великоросса, украинца и белоруса, есть результат не только общности происхождения, уходящей в далекие времена, но и нерушимых связей, установившихся между населением различных уголков Руси еще на заре истории русского народа и его государства во времена Киевской Руси. И в этом — огромное значение киевского периода в истории славянских народов Восточной Европы.

Вряд ли кто-либо будет сейчас сомневаться в том, что в IX—X вв. восточное славянство складывается в единый русский народ.

На основе древних связей и традиций, на базе этнической общности восточного славянства, на основе общности языка, восходящей к далеким временам, ибо «структура языка, его грамматический строй и основной словарный фонд есть продукт ряда эпох»,20 на основе устанавливающейся общности обычаев, быта, законов, религии, идеологии, на основе единства материальной и духовной культуры, в условиях возникающего древнерусского государства, единства на международной арене, совместной борьбы за «землю и веру русскую», совместной политической жизни начинает возникать сознание единства русского народа. Люди русские осознают себя людьми одной веры, одного языка, одних обычаев, обычаев «отец своих», одних нравов, людьми одного психического склада, сыновьями и дочерьми своей страны — Руси.

Так сложился русский народ киевских времен — далекий предок русской, украинской и белорусской наций.

Какое же определение мы можем дать тому этническому объединению восточного славянства, которое характерно для киевского периода его истории?

Объединение восточных славян, сплотившихся в единый русский народ, должно быть определено как народность. Как мы уже видели, И.В. Сталин отмечает, что на смену роду и племени приходит народность. Народность образовывается уже в период феодализма. Феодализм на Руси зарождается уже в IX в. В.И. Ленин указывает, что «...крепостничество может удержать и веками держит миллионы крестьян в забитости (напр., в России с IX по XIX век...)».21

Таким образом, можно считать установленным, что во времена Киевского государства восточнославянский мир сложился в единый русский народ, или, конкретизируя, в единую русскую народность. Но процесс дальнейшего объединения диалектов, материальной и духовной культуры, дальнейшего слияния восточных славян в единую народность был прерван феодальным раздроблением Руси и главным образом (этот фактор играл решающую роль) — Батыевым нашествием, отторжением русских земель, захватом западных, южных и восточных русских земель Швецией, Ливонским орденом, Литвой, Польшей, Венгрией, Молдавией, Золотой Ордой. Русские земли были разорваны, разобщены, изолированы, попали в различные исторические условия. Естественно, что и русский народ оказался расчлененным, разобщенным, отдельные части были оторваны друг от друга, разделены политическими границами, обособлены в экономическом отношении.

Все эти исторические условия определили дальнейший путь этнического развития восточного славянства. Пройдя через этап феодальной раздробленности, расчлененные и разобщенные, русские с течением времени сложились не в одну народность, как это намечалось в киевский период истории Руси, а объединились в три братские народности (или национальности) восточных славян: собственно русскую (русскую в узком смысле слова), или великорусскую, украинскую и белорусскую.

В XI столетии начинается, а в XII в. окончательно устанавливается феодальная раздробленность.

Процесс слияния восточного славянства в единую народность приостанавливается, замедляется, затем прерывается. Старые языковые особенности, унаследованные от племен и земель Руси, не ликвидированные общностью киевских времен, усложняются новыми особенностями, возникающими в период феодальной раздробленности и обусловленными экономической и политической изолированностью русских княжеств удельной поры.

Намечаются этнические образования, соответствующие крупным «самостоятельным полугосударствам» (И.В. Сталин) периода феодальной раздробленности, крупным княжествам удельной поры.

Подобно тому как «Русь» — единое Русское государство — уступила свое место отдельным «самостоятельным полугосударствам» — княжествам, так и складывающееся единство русской народности киевской поры уступает свое место изолированности местных этнических образований восточных славян населению отдельных «национальных областей» (В.И. Ленин) удельной поры: псковичам и новгородцам, нижегородцам и рязанцам.

Не случайно В.И. Ленин указывает, что до образования национальных государств существовали национальные области.22

Не случайно хорошо известное лингвистам подчас поразительное совпадение границ диалектов русского языка и границ крупных княжеств (Москва, Псков, Новгород, Рязань) периода феодальной раздробленности.

Для XIII—XIV вв. характерна территориальная замкнутость и раздробленность восточнославянских диалектов. Объединяющие тенденции ослабевают.

Племенные языки и местные диалекты по-новому кристаллизуются в границах феодальных княжеств.

Псковичи с их особенностями речи (смешение «ч» и «ц», «ш» и «с», «ж» и «з», твердое «р», «акание», мена «у» и «в»), «окающие» новгородцы с их особенностями лексики, «акающие» рязанцы, «окающие», но не по-новгородски, «володимерцы» и другие образования составляют население «национальных областей» Руси.

Замечательной особенностью диалектов является то, что в них сохраняются пережиточно такие отношения между населением отдельных областей, которые в настоящее время уже не существуют.

Древнее новгородское княжество, например, давным-давно сошло с арены истории, однако его границы до сих пор сохраняются в несколько измененном виде в языковых особенностях северо-запада Руси.

Таких примеров можно было бы привести много. Период феодальной раздробленности был тем временем, когда границы русских княжеств расчленили, разделили русский народ.

Деление это было в значительной степени насаждаемым феодалами сверху, противоречащим воззрениям и стремлениям народных масс. Единство народной (мы отбрасываем специфические особенности местной культуры, обусловленные, в свою очередь, особенностями политической жизни феодальных верхов отдельных русских княжеств) материальной и духовной культуры продолжает иметь место не только в XI, но и в XII в., и только в XII—XIII вв. и позднее намечается процесс выделения местных особенностей.

Длительное политическое и экономическое обособление русских княжеств — результат свойственной феодалам тяги к изолированности — начинает оказывать влияние на население и обусловливает его языковые и культурные особенности.

Намечается развитие диалектов (псковского и новгородского, московского и нижегородского, рязанского и тверского), появляются некоторые местные черты быта, обычаев и т. п.

Это было время, когда Русь была раздроблена «на отдельные самостоятельные княжества, которые не только не были связаны друг с другом национальными узами, но решительно отрицали необходимость таких уз».23

Говоря об истории русского народа, Н.Г. Чернышевский отмечает, что есть страны, где «части одного и того же народа готовы жертвовать областному интересу национальным единством. У нас этого никогда не было (за исключением разве Новгорода): сознание национального единства всегда имело решительный перевес над провинциальными стремлениями».

Развивая эту совершенно правильную мысль, Н.Г. Чернышевский считает необходимым подчеркнуть, что «распадение Руси на уделы было, чисто, следствием дележа между князьями..., но не следствием стремлений самого русского народа». Поэтому «удельная разрозненность не оставила никаких следов в понятиях народа, потому что никогда и не имела корней в его сердце».24

Имеющиеся в нашем распоряжении материалы дают возможность с уверенностью утверждать, что носителями сепаратизма и изолированности, «которы» и «нестроения», противниками единства Руси, единства русского народа, отрицавшими необходимость национальных уз, были удельные князья и боярская знать вечевых городов, в то время как широкие народные массы и в городе, и в деревне стремились к объединению, выступали противниками феодальной раздробленности, никогда не теряли чувства единства всех русских людей.

Но наступал конец феодальному раздроблению Руси.

Как некогда образование из отдельных восточнославянских племен древнерусской народности было обусловлено развитием производительных сил, переменами в общественной, социальной и в политической жизни Руси, так и позднее, в XIV—XVI вв., на северо-западе и северо-востоке Руси складывание русского населения «национальных областей» — княжеств — в великорусскую народность было обусловлено сдвигами в развитии производительных сил, ликвидацией системы феодальной раздробленности и образованием централизованного государства с самодержавной властью во главе.

Русские земли от Пскова до Нижнего Новгорода и от Заволочья до окраины Дикого Поля были объединены Москвой в единое государство.

Другой стороной этого процесса было объединение русского населения на территории от Чудского озера до низовьев Оки и от Северной Двины и Белоозера до Сейма в единую великорусскую народность. Местные диалекты периода феодальной раздробленности, в которых прослеживаются остатки племенных языков, сливаются в единый язык.

Образование великорусской народности происходило на древней племенной территории кривичей (без полоцкой их ветви), словен ильменских, вятичей и северян (в большей части).

Формирование великорусской речи с ее местными диалектами происходило на основе среднерусских и севернорусских диалектов. В состав великорусской речи вошли также диалект северян, близкий к южнорусским и среднерусским диалектам, и стоящие особняком владимиро-суздальские диалекты.

В процессе складывания великорусской народности приняли участие и балтийские племена (например, голядь, жившая на реке Поротве), и племена финно-угорских языков (меря, весь, мурома), быстро обрусевшие и совершенно (за исключением веси) растворившиеся среди русских, передав им, конечно, некоторые языковые элементы и бытовые черты. Говоря о скрещивании языков, когда один язык выходит победителем, И.В. Сталин отмечает: «Так было, например, с русским языком, с которым скрещивались в ходе исторического развития языки ряда других народов и который выходил всегда победителем.

Конечно, словарный состав русского языка пополнялся при этом за счет словарного состава других языков, но это не только не ослабило, а, наоборот, обогатило и усилило русский язык».25

Образование централизованного Русского государства и формирование великорусской народности сопровождают друг друга и являются различными сторонами одного и того же явления.

Термины «великорусская» народность, «великороссы» («великоруссы») можно заменить терминами «русская народность», «русские», но можно остановиться на термине «великороссы», так как этим самым устраняется возможность смешения русской народности киевских времен и русской народности времен Ивана III, его сына и внука.

Термин «великороссы» мы находим в работах В.И. Ленина и И.В. Сталина.

В.И. Ленин одну из своих работ, прямо посвященных интересующей нас проблеме — чувству национального самосознания, так и озаглавил — «О национальной гордости великороссов», и всюду в тексте он употребляет этот термин. И.В. Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» и в других пользуется термином «великороссы».26 Что касается самого термина «Великая Русь», то следует отметить его очень древнее происхождение. Понятие «Великая Русь» встречается в обозначении всей Русской земли, и в этом значении оно находит отражение не только в древнейших русских литературных памятниках («Сказание о Борисе и Глебе»), но и очень давно, с XII в. встречается в зарубежной литературе («Roussie la large» романа о Фульке из Кандии, «Roussie la grant» в романе о «Bouve de Hantone»). В XIII в. термин «Великая Русь» закрепляется за северной частью русских земель, хотя еще в XIV в. термин «Великая Русь» употребляется для обозначения всей Руси в целом. Так было и в XV, и даже в XVI вв., когда мы встречаем термин «Великая Русь» и в том и в другом значении. Лишь в XVI в. «Великой Россией» стала именоваться только Московская Русь от Пскова до Оби и от Студеного моря до Дикого Поля. Население ее получило наименование великороссов. Впервые термин «великороссы» встречается в сочинении Памвы Баранды (1627 г.).

Каким же путем идет формирование русской (великорусской) народности?

В основе процесса образования русской народности лежат экономические явления.

На значение экономического фактора в объединении Руси в единое государство указывает И.В. Сталин.27 Об экономической необходимости создания национального государства писал В.И. Ленин.28

Экономическое общение отдельных русских земель, областей и княжеств, политические их связи между собой являются основой образования великорусской (русской в узком смысле слова) народности или национальности. Мы знаем, что в период образования централизованного государства в России не могла сложиться нация, ибо нация — категория историческая, возникающая в период поднимающегося капитализма. Во времена образования единого Русского государства складывалась русская народность.

Складывание русской народности, таким образом, происходило еще в феодальный период в процессе ликвидации феодальной раздробленности. Хронологически это были XIV—XVI вв. В этот период времени уже имели место отдельные элементы нации — язык, территория, культурная общность, но говорить о нации, конечно, еще не приходится.

И.В. Сталин отмечает: «Конечно, элементы нации — язык, территория, культурная общность и т. д. — не с неба упали, а создавались исподволь, еще в период докапиталистический. Но эти элементы находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае представляли лишь потенцию в смысле возможности образования нации в будущем при известных благоприятных условиях».29

Какие же элементы нации складываются в это время среди русского населения, определяющие его как народность, которые при известных благоприятных условиях могли в будущем определить его как нацию?

Начнем с языка — основы любого этнического образования.

Образование русского (великорусского) языка происходило на территории древнего Ростово-Суздальского княжества, в междуречье Волги и Оки; питающей средой его явились восточная часть среднерусских диалектов и северорусские.

Образование русской народности происходило главным образом в средневеликорусской полосе, переходные диалекты населения которой зашли дальше всего в стирании языковых границ.

С течением времени стержнем, вокруг которого обвивались различные диалекты великорусского языка, точнее — местные, «территориальные», диалекты (тверской, рязанский, нижегородский, псковский, новгородский), становится диалект Москвы, стоявшей на стыке южновеликорусских и северновеликорусских диалектов. Население Москвы одновременно и о́кало по-северновеликорусски, и а́кало по-южновеликорусски.

Археологические раскопки последнего времени доказали, что Москва была расположена на территории вятичей, была вятичским городом; эти раскопки дали возможность принять, развить и дополнить предположение о том, что народные массы Москвы, древнейшее ее вятичское население, акали, тогда как феодальная верхушка, пришедшая из Владимира, Суздаля, Ростова, Переяславля, преимущественно окала.

И хотя с XIV в. Москва возглавляет объединение Руси, московский диалект в те времена являлся только одним из диалектов складывающегося великорусского языка. Это вполне понятно, если мы учтем полную или почти полную независимость в ту пору отдельных княжеств и земель в пределах даже такого мощного феодального политического объединения, каким было Великое княжение Владимирское.

Но вот на основе территориальной общности, сложившейся в начале XVI в., складывается общность и языковая. Складывается и развивается язык великорусской (русской) народности. Правда, диалектизмы, местные говоры еще очень сильны, они веками сохраняются в деревне, правда, наряду с московским диалектом еще очень распространен диалект новгородский, и только XVII в., этот, по определению В.И. Ленина, «новый период» в истории России, сгладит областные диалекты в русском национальном языке. И.В. Сталин отмечает, что «...с ликвидацией феодальной раздробленности и образованием национального рынка народности развились в нации, а языки народностей в национальные языки».30

Этим периодом в истории России был XVII в. — время складывания всероссийского национального рынка, национальных связей.

Но уже в XVI в. московский письменный язык, язык московских «книжных» и приказных людей, отражающих речь народных масс, становится общегосударственным языком, и конкурирующие с ним новгородский и рязанский, наиболее обособленные диалекты, внеся свой вклад в великорусский язык, отходят на второй план и с течением времени становятся речью главным образом, или даже почти исключительно, новгородской и рязанской деревни. Говоря об общих для племен и народностей языках, И.В. Сталин указывает: «Конечно, были наряду с этим диалекты, местные говоры, но над ними превалировал и их подчинял себе единый и общий язык племени или народности».31

Так было и на Руси.

Московский диалект впитывает в себя местные диалекты, местные говоры, речь населения «национальных областей», что значительно обогащает его. С течением времени, в XVI в., вместе с возвращением Русью утраченных ею когда-то земель, разных «украин», захваченных в свое время великими князьями литовскими, московский диалект подвергается сильному влиянию южновеликорусской речи. Объяснение этого явления мы находим также в реформах Ивана Васильевича. «Перебирая» и «передирая людишек», переселяя их своими указами, перераспределяя землю «служилым людям государевым», Иван Грозный искоренял гнезда «бояр-княжат», разгонял их и переселял вместе с «чада и домочадцы», со всякого рода челядью, и так как гнезда эти лежали сплошным массивом на окающем севере и северо-востоке, а новым хозяином этих земель становился опричник, зачастую вышедший из служилой мелкоты какой-либо южной или юго-западной «украины» Московского государства, то вполне естественно, что сюда, на север, стала проникать и его акающая речь, его вокализмы.

Живая речь, речь народа, все больше и больше входит в официальный язык, язык письменности. Объяснялось это чувством национальной гордости, столь свойственным русским «книжным» людям, которое побуждало их не сторониться народной речи, а впитывать ее в свой язык.

Вместе с живой народной речью, речью трудящихся масс, всех этих «молодших», «менших», «мизинных» людей, с речью посада и всяких служилых людей «по прибору» да служилой мелкоты, хотя и отбывавшей «службу государеву по отечеству», но мало чем отличавшейся по «достатку» от стрельцов и пушкарей, в письменный язык Москвы вошли местные говоры «земель» и «украин».

Такой «украиной» в первую очередь была Северская Украина — Курск, Путивль, Рыльск, Кромы, Орел, Севск, Стародуб и др. В «Ответе товарищам» И.В. Сталин пишет: «Диалекты местные («территориальные»), наоборот, обслуживают народные массы и имеют свой грамматический строй и основной словарный фонд. Ввиду этого некоторые местные диалекты в процессе образования наций могут лечь в основу национальных языков и развиться в самостоятельные национальные языки. Так было, например, с курско-орловским диалектом (курско-орловская «речь») русского языка, который лег в основу русского национального языка».32

Так вырабатывался новый письменный язык, все больше приближающийся к живой разговорный речи средних слоев общества, т. е. тех же служилых, приказных и посадских людей. И эта речь в отдельных случаях становилась одной из форм делового языка.

Так создавались разные стили языка русской письменности, разные социальные и профессиональные диалекты русского национального языка, так складывался русский национальный язык.

И.В. Сталин отмечает, что «...язык, как средство общения людей в обществе, одинаково обслуживает все классы общества и проявляет в этом отношении своего рода безразличие к классам. Но люди, отдельные социальные группы, классы далеко не безразличны к языку. Они стараются использовать язык в своих интересах, навязать ему свой особый лексикон, свои особые термины, свои особые выражения. Особенно отличаются в этом отношении верхушечные слои имущих классов, оторвавшиеся от народа и ненавидящие его: дворянская аристократия, верхние слои буржуазии. Создаются "классовые" диалекты, жаргоны, салонные "языки"».

И далее И.В. Сталин указывает, что нет ничего ошибочнее, как считать эти диалекты и жаргоны языками.33

Не были особыми языками и социальные диалекты и жаргоны Руси XV—XVI вв.

Говоря об образовании национальных языков и отмечая различные пути их складывания, К. Маркс и Ф. Энгельс указывали, что «...в любом современном развитом языке стихийно возникшая речь возвысилась до национального языка... благодаря концентрации диалектов в единый национальный язык, обусловленной экономической и политической концентрацией».34

Образование национального русского языка является классическим примером именно такого пути складывания национальных языков, указанного основоположниками научного социализма.

Так складывался богатый и выразительный, сильный и красивый, звучный и яркий национальный русский язык.

Складывалась и общность территории русского народа, закрепленная успешной объединительной политикой Ивана III и его сына.

К началу объединения русских земель Москвой, точнее, ко второй половине XIV в., относится заря национального пробуждения. Искра национального самосознания была только прикрыта пеплом княжеских усобиц, удельных порядков и татарского ига. И она возгорелась. Раздула ее в полымя Куликовская битва. Первая попытка всенародной борьбы, попытка с оружием в руках сбросить ненавистное татарское иго, сыграла большую роль в развитии национального самосознания.35 Воспрянул духом русский народ, пробудилось патриотическое чувство. Москва выступила в роли избавительницы Руси от нашествия Мамая, ее авторитет и популярность в народных массах еще более укрепились и выросли.

Эти симпатии народных масс и заставили новгородскую боярскую знать, враждебную Москве, пойти на уступки новгородским «меншим», «мизинным людям», «худым мужикам вечникам», восхвалявшим Москву и ее князя за то, что «боронят» его ратные люди «всю землю русскую» «от ворога», и вставить в Новгородскую IV летопись пространный рассказ о Куликовской битве, составленный в тоне, благожелательном для Москвы; эти симпатии народных масс заставили Софрония спустя два года после нашествия Мамая написать в Рязани, князь которой сыграл столь печальную роль в годину Куликовской битвы и «отступил» от Руси, знаменитую «Задонщину», составленную в духе прославления Москвы, грудью вставшей на защиту всей земли Русской.

Куликовская битва дала толчок подъему самосознания русских людей и явилась величайшим фактором идеологической подготовки образования русской народности и ее государства.

Национальное пробуждение, последовавшее за Куликовской битвой, стимулировало развитие русской культуры. Это последнее идет в ту пору по линии установления общерусских норм и форм, стремления к «живству», отказа от условности предшествующих времен. И наиболее яркое отражение эта тенденция к реализму, к «живству», если речь идет об изобразительном искусстве, нашла в творчестве Андрея Рублева. Естественный ландшафт, натуральные человеческие фигуры и лица, зачатки перспективы, светотень, отход от условного, мрачного, появление в живописи повествовательных и психологических моментов, яркость и разнообразие красок — все эти явления, отразившиеся и в творчестве Андрея Рублева, и в новгородской фресковой живописи второй половины XIV в. (Волотово, Ковалево, Федор Стратилат, Спас на Ильине), свидетельствуют о больших переменах в мировоззрении русских людей.

Национальное пробуждение времен Дмитрия Донского связано с развитием интереса к прошлому, к истории Руси. Этим объясняется реставрация древних архитектурных памятников (Успенский собор во Владимире, собор в Переяславле-Залесском).

В области летописания очень характерно стремление московских князей и «книжных» людей создать общерусские летописные своды. Областные летописи, летописи князей и княжеств, городов и земель перерабатываются, переоформляются и используются для составления летописей «всея Руси». Эта идеологическая работа московских летописцев подчас предупреждала и опережала рост политического значения Москвы и свидетельствовала о росте сознания общерусских интересов среди «книжных» людей Руси, о росте сознания единства земли Русской среди народа еще в те времена, когда эти идеи только возникали в политических планах правителей Москвы.

Первым летописным сводом «всея Руси» был так называемый «Летописец великий русский», составленный в конце XIV в. Но в нем идея общерусского единства еще только намечается. По-настоящему она отразилась в московском летописном своде 1408 г., в так называемой «Троицкой летописи». Свод Фотия в этом отношении еще ярче, и пронизывающая его идея единства переплетается с отчетливо выступающими демократическими тенденциями, что находит отражение в подчеркивании роли народа, московских посадских людей в обороне своего города («Повесть о нашествии Тохтамыша»).

К середине XV в. окончательно складывается единый киевский цикл русского былинного эпоса с его идеей единства и независимости Руси. Былины, возникавшие в разных местах на основе местного исторического припоминания, сохранявшие лишь туманные воспоминания о древнем единстве киевских времен, вместе с ростом сознания общерусского единства теряют локальные черты и поднимаются до идеи «одиначества» земли, власти и народа, становятся достоянием всего русского народа, что объясняется эволюцией исторических воззрений народа. Глубоко прав был Максим Горький, когда писал, что «от глубокой древности фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории».

Идея единства Руси т русского народа, никогда в нем не умиравшая, хотя и отодвинутая на второй план идеологией «безвременья» удельной поры и сепаратизма княжой «которы» и татарского лихолетья, теперь возрождается на новой основе, в иных экономических и политических условиях, в обстановке иных социальных взаимосвязей, в иные времена, возрождается с новой силой. Носительницей ее становится Москва. И если одно время Тверь и Новгород противопоставляли этой идее свои сепаратистские теории, то с течением времени они сами воспринимают ее и выступают не в роли идейных антиподов стремящейся к единству Москвы, а лишь в качестве ее соперников и конкурентов, вооруженных ее же мечом, принявших ее идеологическое оружие.

Но и в Новгороде, и в Твери растет число приверженцев наиболее последовательной сторонницы единства Руси — Москвы. Это были главным образом мелкие феодалы и посадский люд. Выражением этих настроений основных масс населения Новгорода была и деятельность Упадыша, заклепавшего новгородские пушки, готовые открыть огонь по московскому войску, и идеи «Жития Михаила Клопского».

В «Слове» инока Фомы, адресованном тверскому князю Борису Александровичу, мы найдем и идею единства Руси и «одиначества» власти, и идею самодержавия, впервые названного «царской властью». Идеи «Слова» — несомненно передовые, прогрессивные, но вопрос о том, кто возглавит Русскую землю — Москва или Тверь, был уже решен в пользу Москвы, и в данной конкретной обстановке прогрессивные идеи опоздавшей Твери были лишь помехой на пути победного шествия Москвы, а в скором времени их вековечный спор был решен оружием в пользу Москвы.

Идея русского единства была столь сильна в Москве и так прочно завоевала литературу того времени, так овладела умами образованных русских людей и государственных деятелей Руси, что ее не вытеснили ни теория «Третьего Рима» с ее призраком «всемирной власти» и «вселенского царства», ни идея Москвы — наследницы Византии, оплота «истинного христианства», распространенная среди русского духовенства со времен брака Ивана III с Софьей Палеолог. Государи московские были прежде всего государями «всея Руси», а не восточнохристианскими монархами призрачного царства; они были «изначала государи на своей земле» и, по выражению Максима Грека, «искали своих», а не добивались престола порфирородных византийских императоров, верили «не в греков, а в Христа», боролись не за престол императора восточнохристанского царства, а за «отчины» и «дедины» — старинные русские земли, за «наследство» не Палеолога и Константина Мономаха, а Святослава и Владимира, Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Отсюда, из чувства превосходства своего, русского, вытекало различие византийских и русских придворных обычаев и церковных обрядов и взаимоотношений царя и митрополита. И изменения в титуле «государя всея Руси», пышность придворного церемониала, гордый и независимый тон русских дипломатических актов времен Ивана III связаны отнюдь не с женитьбой его на Софье Палеолог, а прежде всего с освобождением от татарского ига, с установлением формальной независимости Руси.

Идея объединения и независимости Руси, идея единства русского народа проявляются во всех сторонах духовной культуры и накладывают на нее неизгладимый отпечаток. Хотя в быту и обычаях, порядках и нравах русских людей разных концов Русской земли остается еще много местного, специфического, но все быстрее и быстрее идет процесс нивелировки. В быт и нравы русских людей разных мест проникают черты быта и нравов ближних и дальних соседей. По всей Русской земле распространяются одинаковые поверья и обычаи, единый эпос и т. п.

Идея единства Русской земли и русского народа отражается и в памятниках материальной культуры. В XV в. происходит объединение различных русских архитектурных направлений и школ, местных архитектурных традиций (псковской, тверской, новгородской) в единое русское зодчество, призванное отныне возводить величественные здания в столице «всея Руси» — Москве, ставшей «центром национальной жизни русского народа».36

Мы остановились лишь на некоторых важнейших сторонах развития русской материальной и духовной культуры, на развитии идеи единства, росте национального сознания и самосознания, на некоторых сторонах «национального пробуждения», которое определяет складывание народности. Но и приведенного достаточно, чтобы придти к выводу, что в конце XV и в XVI в. на Руси устанавливается «общность психического склада, сказывающаяся в общности культуры»,37 яркой и красочной, самобытной русской материальной и духовной культуры.

Итак, в конце XV и в XVI в. на основе общности языка, общности территории, на основе общности психического склада, сказывающейся в общности культуры, складывается великорусская, или, что является синонимом, — русская народность (национальность).

Но почему мы не можем говорить по отношению к этому периоду времени о русской нации? Казалось бы, что если налицо ряд признаков, определяющих нацию: общность языка, территории и психического склада, проявляющаяся в общности культуры, то можно говорить о формировании русской нации.

Но, как подчеркивает товарищ Сталин, «ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации»; больше того, «только наличие всех признаков, взятых вместе, дает нам нацию», «достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией».38

Чего же не хватало русской народности в рассматриваемый нами период времени для того, чтобы превратиться в нацию? В своей работе «Марксизм и национальный вопрос» И.В. Сталин подчеркивает, что своеобразный способ образования государств на Востоке Европы мог иметь место в условиях еще не ликвидированного феодализма, когда национальности не успели еще экономически консолидироваться в нации, и этим самым он выдвигает на первое место фактор экономический.39 Национальности консолидируются в целостные нации прежде всего экономически. И в самом деле, в другой работе, «Национальный вопрос и ленинизм», говоря об элементах нации, создававшихся исподволь, еще в период докапиталистический, т. е. феодальный, И.В. Сталин считает необходимым отметить язык, территорию, культурную общность, но не говорит о таком элементе нации, как общность экономической жизни, как экономическая связность, ибо ее еще не было в полном смысле этого слова в период образования великорусской (русской) народности. «О национальных связях в собственном смысле слова едва ли можно было говорить в то время: государство распадалось на отдельные "земли", частью даже княжества, сохранявшие живые следы прежней автономии, особенности в управлении, иногда свои особые войска (местные бояре ходили на войну со своими полками), особые таможенные границы и т. д.», — так определяет этот период в русской истории В.И. Ленин.40

Итак, в XV — начале XVI в. русской нации еще не было, но уже существовала великорусская, или русская, народность (национальность), и созданное в это время Московское единое государство было государством русской народности. В конце XV — начале XVI в. Русское государство еще не было многонациональным, так как мелкие этнические образования, говорившие на финно-угорских, тюркских и других языках и обитавшие на землях, вошедших в состав Русского государства, как правило, не успели еще сложиться в народности, а представляли собой родовые группы, племена или союзы племен, переживавшие еще первобытно-общинный строй, очень малочисленные, затерянные в необозримых просторах тайги и тундры. Но в то же время складывающееся при Иване III централизованное Русское государство несло уже в себе некоторые черты многонационального государства, хотя таковым оно все же еще не являлось. Лишь с течением времени, когда внук Ивана III Иван Грозный завершит дело деда, заложившего фундамент Русского централизованного государства и Русское централизованное государство предстанет во всей своей мощи, оно выступит перед нами как многонациональное государство, объединившее ряд нерусских национальностей. «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюрократию».41

Возникновение этой дворянской военной бюрократии было возможно лишь в условиях создания централизованного государства с самодержавной властью во главе. Это последнее становится с середины XVI в. многонациональным потому, что оно объединяет не только племена и союзы племен, но и народности — татар, башкир и т. д. Кроме того, среди других племен, в том числе и тех, которые еще в XV в. входили в состав Руси, в результате усиления влияния общественного строя Руси начинается переход к полупатриархальным-полуфеодальным формам социальных отношений, а затем и к феодализму, а следовательно, идет процесс складывания их в народности. Но об этом подробнее скажем дальше.

Таким образом, ядром многонационального централизованного государства времен Ивана Грозного и позднейших является Русское государство, созданное во времена Ивана III и Василия III, заложивших фундамент централизованного управления на Руси, государство в основном этнически однородное, населенное русской народностью и мелкими, малочисленными, разрозненными, слабо связанными друг с другом родоплеменными группами, племенами и союзами племен, говорившими на финно-угорских, тюркских и других языках, пребывавшими на различных стадиях развития первобытно-общинного строя и не определявшими собой этнический облик созданного Москвой государства.

Создав свое единое и могущественное государство, великороссы не остались равнодушны к судьбам своих собратьев — украинцев и белорусов, чьи предки вместе с пращурами великороссов когда-то, в Киевские времена, складывались в единую древнерусскую народность.

Жители болотистого Полесья и берегов Западной Двины, дебрей Беловежской Пущи и Закарпатских равнин, обитатели Карпатских гор и степей Приднепровья, дубрав Полесья и угрюмых лесов Черной Руси хорошо помнили, что все они русские, что и вера у них одна, и язык, и сами они составляют единый «язык» (народ).

Но пути исторического развития восточных славян разных концов их необозримых земель были различны. Юг и запад оказались под властью ливонских рыцарей, великих князей литовских, королей польских и венгерских, молдавских господарей. Процесс складывания единой русской народности прервался, и новые факторы экономической, политической и культурной жизни привели к образованию в границах Великого княжества Литовского белорусской, в границах Польши, Литвы, Венгрии, Молдавии, а позднее и в основном в России — украинской народности. Оба братских народа оказались под тяжким гнетом: классовым, национальным, религиозным, и, создав могущественное государство, великороссы начали «искать своих» в Витебске и Минске, Смоленске и Киеве, Чернигове и Гомеле, требовать свои «отчины», воевать за старинные русские земли, мечтая о единой Руси в границах Киевского государства, оказывая помощь украинцам и белорусам в их борьбе за независимость, в их стремлении к объединению с братским русским народом.

Примечания

1. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 9—10; И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 301.

2. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. С. 9—10. — Терминами «народность» и «национальность» И.В. Сталин в ряде своих работ пользуется альтернативно. См.: И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 303—304, 349—351; Т. 5. С. 47; История ВКП(б). Краткий курс. С. 6.

3. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 22.

4. Там же.

5. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 28.

6. История ВКП(б). Краткий курс. С. 118.

7. Там же.

8. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 22.

9. В.И. Ленин. Соч. Т. 20. С. 368.

10. И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 293.

11. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 18—19.

12. Там же. С. 16.

13. Там же. С. 22.

14. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 18.

15. Там же. С. 22.

16. Там же. С. 9.

17. Из этого вовсе не следует признание их исторически реальными личностями. Речь идет о том, что в памяти народа сохранилось воспоминание о временах, когда такого рода эволюция простого воина была возможна.

18. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XV. С. 239.

19. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 21.

20. Там же. С. 22; см. также с. 7.

21. В.И. Ленин. Соч. Т. 20. С. 348.

22. В.И. Ленин. Национальный вопрос: (Тезисы по памяти) // Ленинский сборник. Т. XXX. С. 62.

23. И.В. Сталин. Соч. Т. 11. С. 336.

24. Н.Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. 1918. Т. II. С. 541.

25. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 25.

26. И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 304; т. 5. С. 36.

27. И.В. Сталин. Соч. Т. 9. С. 176; Приветствие И.В. Сталина // Правда. 1947, 7 сентября.

28. В.И. Ленин. Национальный вопрос: (Тезисы по памяти) // Ленинский сборник. Т. XXX. С. 62.

29. И.В. Сталин. Соч. Т. 11. С. 336.

30. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 10.

31. Там же.

32. И. Сталин. Марксизм и вопросы языкознания. М.: Правда, 1950. С. 37.

33. Там же. С. 11.

34. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. IV. С. 414.

35. Термин «национальное самосознание» я применяю в смысле сознания единства людей, принадлежащих к данной складывающейся национальности (народности), единства ее интересов, психического склада и т. п.

36. Приветствие Московскому Городскому Совету депутатов трудящихся, Московскому Комитету ВКП (б), трудящимся города Москвы от Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) // Правда. 1947, 7 сентября.

37. И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 296.

38. И.В. Сталин. Соч. Т. 2.

39. Там же. С. 304.

40. В.И. Ленин. Соч. Т. 1. С. 137.

41. И.В. Сталин. Соч. Т. 2. С. 304.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика